“Хотел назвать её так: Tokyo Rose and the Japanese Beetles”.
Помня о его любви к народной музыке разных стран мира, я спрашиваю, нравится ли ему Боб Дилан и другие фолк-музыканты ранних 60-х. Столлман кивает и говорит: “Peter, Paul and Mary – да. Их музыка похожа на классный филк”.
Я не понимаю, что такое филк, и Ричард объясняет: так называется фольклорная музыка от научно-фантастического фандома. Классические примеры: “На вершине спагетти” – переделанная песня “На вершине Старого Смоки”, и “Йода” – переделка “Лолы” в стилистике “Звёздных войн”.
Ричард спрашивает, хочу ли я услышать филк. Я, конечно, соглашаюсь, и он тут же начинает петь неожиданно чистым голосом на мотив “Blowin’ in the Wind”:
Сколько дров наколол бы сурок,
Если б он умел колоть дрова?Сколько полюсов запер бы поляк,Если б он запирал полюса?Сколько коленей вырастил бы негр,Если б у него росли эти колени?Ответ, дорогуша –Палкой себе в ушиВозьми да засунь себе в уши.…Песня замолкает, Столлман снова улыбается своей детской улыбкой. Я оглядываюсь. Выходцы из Азии целыми семьями уплетают воскресный обед, и никто не обращает внимания на бородатого вокалиста. Я расслабляюсь и улыбаюсь тоже. [48]
“Возьмёшь последний кукурузный шарик?” – спрашивает Ричард, сверкая глазами. Прежде, чем я что-то говорю или делаю, Столлман хватает его двумя палочками, гордо поднимает вверх и торжественно объявляет: “Он предназначался именно мне!”
Трапеза заканчивается, разговор снова становится похож на нормальное интервью. Столлман откидывается на спинку стула, держа в руках чашку чая. Мы возвращаемся к обсуждению Napster и его связи с движением свободного ПО. Я спрашиваю, можем ли мы расширить принципы свободного софта на другие области, вроде распространения музыки?
“Было бы неправильно механически переносить решение из одной области в другую, – отвечает Ричард, – правильно было бы проанализировать каждый тип деятельности в отдельности, и из этого уже делать выводы”.
Как объясняет Столлман, он делит все объекты авторского права на 3 категории. Первая категория состоит из “функциональных” продуктов – компьютерных программ, словарей, учебников. Вторая категория включает в себя продукты, которые можно назвать “свидетельскими” – например, научные работы и исторические документы. Существование этих продуктов лишается смысла, если другие могут их редактировать как захочется. Сюда же относятся и результаты личного самовыражения: дневники, личные истории, автобиографии. Редактировать такие документы – значит искажать точку зрения автора, что Столлман считает неправильным. Наконец, третья категория – это произведения искусства и развлекательная продукция.
Разумно было бы, считает Столлман, предоставить людям право модифицировать продукты первой категории без всяких ограничений. Но что делать с продуктами второй и третьей категорий – должны решать только их создатели. При этом свобода людей неограниченно копировать и бесплатно раздавать распространяется на продукты всех трёх категорий. Когда пользователи интернета могут свободно тиражировать статьи, изображения, песни, книги – это очень хорошо и полезно для человечества. “Очевидно, что спонтанная раздача информационных продуктов в частном порядке должна быть разрешена, если мы не хотим получить полицейское государство, ибо только оно и может остановить такую раздачу, – говорит Столлман, – ставить государство в лице карательных органов между друзьями и родственниками – совершенно аморально. Napster также натолкнул меня на мысль, что нужно разрешить и некоммерческую раздачу продуктов неопределённому кругу лиц. Ведь это интересно огромному числу людей, они находят это полезным и приятным”.
Я спрашиваю, пересмотрят ли суды, по его мнению, свою правовую практику, но Ричард останавливает меня, не дав договорить.
“Вопрос некорректен, – говорит он, – ты примеряешь этику на правовую сферу, но законы никогда в полной мере не соответствуют морали. Суды всегда будут придерживаться жёсткой линии, потому что отстаивают экономические интересы, в нашем случае – интересы издателей”.
Эти слова выражают суть политической философии Столлмана: люди не обязаны играть по правилам, которые задают юристы под нажимом бизнеса. Свобода это этическое понятие, а не юридическое. “Я смотрю дальше всяких законов, нынешних и будущих, – говорит Столлман, – и даже не пытаюсь думать о каких-то законопроектах. Я обращаю внимание только на то, что закон делает в действительности. И если закон запрещает тебе делиться информационными продуктами с друзьями, то он ничем не лучше законов Джима Кроу. Уважения к такому закону нет”.