Патлатый мальчишка с рюкзаком неподалеку от нее смачно жевал бутерброд – может, сосиску в тесте или что-нибудь еще столь же возмутительное. Он тоже разглядывал людей, но не так, как она – а с глубоким равнодушием, скучая, будто был среди них по необходимости, давно, и ему успело приесться. А вот Дине все было в новинку. Она никогда еще так долго не проводила время вне дома, далеко от своей комнаты, воспитательницы и книг. Те часы, предназначенные для гуляния в сопровождении гувернантки (шофер ждет в двух шагах, готовый двинуться по команде обратно, домой) – все это не в счет. Мираж, жалкий отсвет. Ерунда. Ведь вот они, те, кто сейчас здесь, наверняка живут совсем не так.
Словно усталый хищник, она медленно повернула голову и сфокусировала взгляд на бутерброде.
- Скажите, что бы вы хотели, чтобы я сделала, если бы взамен вы были так любезны и согласились отдать мне остатки вашей трапезы? – сдавленным голосом проговорила Дина, с трудом сглатывая слюну – по горлу словно кто наждачкой прошелся.
В животе заурчало. Ммм, как пахнет. Никогда еще такого не пробовала, но, кажется, полжизни бы отдала.
- Ну, сделай мне минет – вяло отреагировал пацан, не глядя на нее, и смачно откусил кусок.
- Хорошо, - Дина быстро протянула руку и вырвала у него изо рта остатки хлеба с колбасой. - Согласна. Хотя что это, мне неведомо.
Пацан ошалело посмотрел на свою пустую руку, потом на Дину, и в итоге криво усмехнулся.
- А ты прикольная, - удовлетворенно заключил он.
Дина засунула бутерброд в рот целиком и теперь, скорчив гримасу, силилась прожевать.
- Это ужасно, - наконец смогла выговорить она. – Я несносна. Мое поведение возмутительно, я знаю. Но он такой вкусный. У вас не найдется еще?
- Побираешься? – радостно догадался пацан.
- Вам это ремесло известно, как никому, - кивнула Дина и задумалась – что это на нее нашло?
Но это все равно что ехать с горки на санках.
– Вы сами промышляли попрошайничеством, не отрицайте.
Да, да, он и правда так делал. Не то, чтобы нечего было есть, но хотелось своих собственных, карманных денег.
Голова кружится. Так, спокойно, надо просто опереться о стенку. Бывало и хуже. Пацан стоит, нет сидит, скрестив ноги, у фонтана, он намного младше, чем сейчас, перед ним кепка и рядом собака, совершенно милый песик, краденный, с ошейником, шпиц. Он увел его потихоньку из одного двора, пока хозяйка болтала с подружкой, потом уехал на метро подальше. Пацан играет на дудочке. Его расстегнутая клетчатая рубашка развевается от ветра.
- А вы по этой части человек весьма опытный. О, мне так неловко, извините, - Дина опомнилась, - никого не стоит порицать за то, что у него нет семьи или дома.
- Ты что? А? Гонишь? У меня есть дом! – возмутился пацан. – Что это ты вообще такое несешь?
- Ну сейчас вы едете в эээ… Как это называется? Интернат, да, там всем скажете, что были у папы. Но у папы другая семья, вы к ней не хотите, как говорят, даже близко подходить. Противно вам, обидно и горько. Вы просто шатались все выходные где ни попадя, вот за городом, на каких-то дачах, скажем.
Я вышел разок на зеленый лужок…
- У самой-то видок не лучше, - покраснев, выпалил он, продолжая глядеть куда-то в пространство.
Дина пожала плечами. Она уже к себе новой стала привыкать потихоньку. Холодно ногам, это да.
- Понятно, ты читатель, - он наконец развернулся к ней, опершись боком о стену и переложив рюкзак на другое плечо. – И че? Зачем человеку это все в нос тыкать? Будто я сам не знаю.
- Простите, - смутилась Дина. – Я с некоторых пор не ведаю, что творю. Мне уже сказали, что это помутнение. Прошу извинить.