Вдруг кто-то ласково, но настойчиво взял ее сзади за локоток. Яна обернулась.
Невысокий, лицом до комичного смахивающий на ежика парень. Между тем вроде как довольно спортивный на вид. Глаза настороженные, носик вертлявый, маленький.
Яблочко принес? – так и подмывало спросить.
Пованивает парфюмом. Однако же никак не бог цветущей яблони, точно.
Он открыл рот, чтобы что-то сказать. И вдруг неожиданно непонятно откуда взявшийся, совершенно незнакомый громила – довольно внушительного роста, с виду неповоротливый, с торчащим пивным брюшком взял и двинул ежиковатому по скуле. Молча так, уверенно, со знанием дела.
Яна ахнула, а что еще ей оставалось? Несчастный сморщился, заныл, а тот, другой, большой, будто бы успешно управившись, других дел не нашел, как уставиться на нее.
- Что происходит? – прошептала Яна, - что это, что такое?
Однако телепузик молчал, будто завороженный, и все смотрел и смотрел, моргая.
Когда дул ветер, яблоневые лепестки облетали, садились, точно голодные мушки, ему на брюшко.
Ее сердце колотилось так сильно, что стало ясно - нужно срочно поместить его в привычную обстановку. Сердце, сердце, вот ты просишься наружу, а тебе там уж точно не понравится, поверь, уж я-то знаю. Яна со всех ног побежала к книжному магазину на углу. Вокруг странной парочки стала собираться толпа, но на почтительном расстоянии, поглазеть, будет дальше драка или нет.
Уговаривая себя, что никакого продолжения не будет, она сбежала по лестнице вниз, шмыгнула в подсобку, торопливо переобулась, налила чая, плюхнулась на стул. Ничего не случилось. У нее в запасе оставалось еще несколько минут, чтобы все разложить по полочкам. Надо как следует подумать. То, что непонятно, мы пока что закроем в баночку. Маленькую такую из разноцветного стекла, и крышечку завинтим.
:
В тот холодный, пасмурный день она просто шла по набережной без какой-либо цели. У человека благословенный выходной, человек смотрит на дома на набережной и удивляется. Как так - фасад осыпается, а они все равно умудряются оставаться прекрасными – старые, многое помнящие, будто стильные, славные старики.
Ветер дул с реки, промозглый и злой, Яна замерзла и свернула в проулок.
Прошла итальянское кафешку с крыльцом, украшенным лентами и увитым искусственными цветами, и нырнула в первый же попавшийся магазинчик, чтобы погреться.
«Я, знаешь, даже не знала, что такие бывают,» - рассказывала она потом Даше.
Сидеть дома на подоконнике, пить кофе, смотреть на непогоду издалека – гораздо уютнее.
«Я обожаю всякие аутентичные вещи. Но это… Что-то! Колокольчик у входа, самой собой. Ну, вроде ничего особенного, ладно, тренькнул. Я спустилась еще на две ступеньки. Осмотрелась. Миленько. Вижу, вроде комиссионка. И подходит ко мне старушечка – черное кружевное платьишко, как у Керенского, когда он переодетый бежал, белый воротничок, губки накрашены очень умерено и умело, седые волосики в высокую шишечку собраны и заколоты умопомрачительной такой булавкой, за которую кто-нибудь из Сотбис точно бы палец отдал, а то и всю руку... Пока я на эту ее булавку пялилась, она мне, представляешь, что говорит (серьезно так, безо всякой иронии):
- Здравствуйте, я местное приведение. Или дух, как вам больше нравится. Не стесняйтесь, меряйте, все вещи у нас очень хорошие.
И только под конец фразы улыбается - так сдержано, с достоинством.
Я начинаю потихоньку оглядываться, и правда, прекрасные вещи. Старые, но вместе с тем как бы и новые - из прошлого, но выглядят ужасно модно, я бы сказала, актуально. Иной хипстер за такое убил бы, но тут только женское. Набрала себе гору, пошла мерять. В итоге купила блузку – в вертикальную полоску (стройнит), с бантом, прямо мне по фигуре, висела тут - будто ждала. В такой наверное Мэри Поппинс прилетела с попутным ветром, помахивая зонтиком.»
На следующий день надела на свиданье. С прямой юбкой-карандашом до колен. Образ этакой офисной стервы, застрявшей во времени. Или вернее, стервы на все времена. Волосы тоже собрала в пучок – потому то так у нее этот образ старомодного величия и стоял перед глазами. Весь вечер думала о платьях, юбках и брюках. Что надо будет еще вернуться и побольше померять, повнимательнее.
«А самое главное – вышла я из магазина, очарованная, согретая, с бумажным свертком (по-старинке) смотрю на вывеску и бах – просто падаю на мостовую. Как думаешь, что там у них написано? «Привет с того света». Это меня совсем добило. Эдакой крутизны старушечка! Вот это маркетинг. Типа, как будто и она уже того, и все, кто вещи эти ей передал, вроде бы из преисподней нам рекомендуют – неплохие же шмоточки, чего бы им пропадать-то? А вещи и правда – Европа.»