- Ведет праздный образ жизни. Не напрягаясь.
- Мама в образе?
- Не вышептать. Афродита на пенсии.
- И что, есть? Что-нибудь такое, что мы с тобой, простые смертные, никогда не сможем уяснить?
- Думаю, Пркопьич, именно так. К сожалению.
- Не хотелось бы, правда?
- Ох как не хотелось бы. Не люблю я это. Как в потемках мышь ловить.
- И что Бориска? Выделывался?
- Как обычно. Словно Зевс явился смертным в своей колеснице. С новой богиней через плечо. Наперевес.
- Богиня жгла?
- Опалила брови Вадимке, факт.
&
«Он меня каждый день после работы встречал. Ждал, животик выпятив. Угрюмый такой, толстенький, стоял под той самой яблоней в парке, - усмехаясь, рассказывала она Даше. – Здравствуйте, добрый вечер. Я вас провожу? Нет, спасибо. Да, ничего, провожу, мне все равно в ту же сторону. Идет молчит. Как на задании.»
Дама-пик явилась в книжный к обеду. День был пасмурный, грозился дождем, а она его словно бы осветила. Статная, высокая, в белой прозрачной блузке, светлых, сливочных, просторных брюках, максимальные каблуки. Темные очки и высокая прическа. Украшений как раз в меру, тут важно, что даже если с парой бусин переборщишь, все общее впечатление будет испорчено. Яна, расставлявшая новинки, застыла – до того это было завораживающее зрелище. Дама очень вежливо попросила уделить ей минутку.
- У вас ведь все равно скоро обед, правда?
Да неужели?
Что такое обеденный перерыв в книжном магазине, да и в любом другом? Продавцы по очереди быстро, тихонько пьют чай или разогревают свои домашние контейнеры в микроволновке в тесной подсобке. Дама явно не имела представления о нравах и обычаях розничной торговли. Чтобы не вызывать лишних разговоров, Яна отпросилась у заведующей на час.
В маленькой узбекской чайной в дальнем углу парка было душно. Дама, усаживаясь, улыбалась весьма профессионально, видимо, по привычке, будто ее все еще снимают. Про такую улыбку говорят – как приклеенная. Неживая, словом. Зачем на эмоции жизненные силы тратить? Тяжело так держать себя, наверное, - подумала Яна, - все время в напряжении. Привычка?
Она жутко хотела есть.
- Я ведь в этой блузочке ходила, когда Дашу носила. Ну, в первые месяцы, конечно. Даже пару раз на эфире в ней была. Очень она мне нравилась – элегантная, актуальная.
Эдакое доверительное кокетство – а дистанцию сохраняет весьма умело. Герцогиня приподнимает вуаль.
- Ах, вот как, - с вежливой озадаченностью откликнулась Яна.
Она вспомнила, как впервые увидела блузку в магазине с прикольным названием, прикоснулась к ее шелковой материи, огладила полоски. Что она тогда почувствовала? Что заставило ее удивиться? Отложить все остальное? Настроиться, будто на радиоволну? Острое чувство родства.
Папа умер. Мама тоскует, плачет. Никак не возьмет себя в руки. Только ли потому плачет, что тоскует?
Принесли чай и лепешки. Яне густой, горячий, пряный суп.
- Я вас не виню в том, что вы захотели разыскать сестру. Хотя я надеялась, что этого не будет. Как-то даже успокоилась с тех пор, как Алексей Демидович умер…
Вот только не надо колыхать святого папу…
- Почему у Даши такое странное отчество – Ефимовна?
- Видите ли, - дама наконец-то соизволила снять очки, - и я, и ваш отец – мы оба люди публичные. Ну, были публичными, если уж выражаться точнее.
Яна удивилась – дама была почти не накрашена. Как глаза сразу изменились – смотрятся какими-то жалкими, что ли, беззащитными, другими, будто сад без ограждения. Моргают, словно взлететь не могут. Куда делись эти стрелы-крылья в уголках? Такая мелочь, а как все меняет.
Есть глянец, лоск, а есть жизнь. И они зачастую путаются, пересекаются лишь в чьих-то головах, не больше.
- Ефимом звали моего деда, я его помню прекрасно, мой любимчик детства. Такое светлое пятно, - она неопределенно, но весьма живописно повела рукой в опасной близости над яниной тарелкой с супом.
Яна ела торопливо, деловито, украдкой глядя на монитор телефона – сколько времени?
- Я, честно, - наконец сказала она, бесцеремонно откусывая поллепешки, роскошной, душистой, - про вас ничего не знала. А мама моя, как думаете? Если да, то молчала как партизан.
Дама стала смотреть в окно с замысловатыми резными завитушками.
- Спросите сами, мне это неинтересно. Но вот другой вопрос - зачем вы пришли?
Яна перестала жевать.
Не скажешь ведь ей, что сны снятся странные? Точные, ясные.
Зачем пришла? Вдруг ее обдуло, будто ветром, какой-то глухой ненавистью.
- Вы всегда хотели, чтобы папа к вам ушел, так? Надеялись. Я же помню. Новый год – он вечно опаздывал – то университетские приятели затащили в квартиру силком, не было возможности отказаться, то еще что. Любой праздник – какая-то заминка, задержка, конфуз, даже на 8 марта. По выходным то на ученом совете бумаги потеряли, надо ехать, то приятель руку сломал, то рыбалка, то высоковольтные монтажные работы, то невесомость в космосе под угрозой.