Впрочем, ему чужие семейные дела до лампочки. Хотя Алла Михална обратилась через знакомого тренера как раз, когда что-то там у них произошло дома – и как следствие якобы, у нее обострение на нервной почве. Ну, на нервной так на нервной. Массаж так массаж. Дело хорошее. Здоровью только на пользу.
Как только он Дашу увидел, сразу остолбенел. Старше его лет на 7-8, ну и что. Ему ведь нужна не сама Даша в реале, а ее роскошные, смутные мысли о собственном теле, прерывистые, задумчивые, неторопливые раздевания по вечерам, будто она забывает, куда шла, снимая один носок, не помнит о втором, смотрит в окно, падает навзничь на покрывало. Расчесывает волосы пятерней, гладит себя по векам, кусает ноготь. Снимает юбку. О мой бог. Как она снимает.
И раньше он тоже это делал. Женщины-загадки? Да не смешите! Он читает только весьма специфические вещи. Весьма пикантные. Он знает в них толк. Это, разумеется, считается тайной, приватным делом, да ему-то что. Для него – все они - лишь сладкие журнальчики – иногда на ночь, иногда прямо среди бела дня, как настигнет. Лишь бы быть поближе. Пристроился и читай на здоровье. Ему не интересна их жизнь, тревоги, печали, работа, дом, дом, работа. Тут, согласитесь, тоска. В основном – это очень простые вещи, иногда до боли скучные, чем старше он становится, тем требовательнее. Но Даша – это совершенно особый случай. Даша вкусная, непредсказуемая. Одни только ее воспоминания о том, что у нее было… Это нечто. Даша – его персональный наркотик. Он на нее подсел. Никому ее не отдаст. Да продлятся вечно псевдо-невролгические боли в пояснице у Аллы Михалны!
У него все началось еще в юности, когда он стал мужчиной. У Даши все кончилось, когда он стал ее читать. Это не фантазии – он знает точно, хотя и ни с кем этого не обсуждал. Как вдруг... А ведь все было так хорошо. Что же сделала с ней эта костлявая? Кто она такая? Конкурент? Почему Даша теперь закрыта для него? Почему он больше ничего не видит? Не чувствует, не осязает? Он сходит с ума, массажирует обширное аллино тело невнимательно, прислушиваясь к шагам в соседней комнате. Вот там что-то упало, звякнуло, пошатнулось. Вздох. Алла Михална колышется. А он ничего не может уловить.
И даже когда чай пьет, берет ее за руку, целует вежливо кончики пальцев на прощанье, когда они в бадминтон в саду играют, или он ей помогает тяжелую коробу донести. Ничего больше не происходит.
Теперь это уже не чтение – это всего лишь догадки, ему остались воспоминания, мираж…
Нет, так не пойдет!
Эта, другая, работала в книжном. Ходила на смены два через два. То утром, то с обеда. Совершенно несвидабельна. Бывают же такие особи! Ну совсем не в его вкусе история. Женственности – ноль. И что такая селедка с Дашей могла сделать? Это ведь она? Она? Больше некому. Он сразу же почувствовал, что она тоже может читать, едва прикоснулся к ней. Неприятное ощущение. И его осенило – Даша стала пахнуть ею. Даша стала на нее походить.
Она может читать только одного человека.
Они обе.
Как он может читать только об одном.
Она может читать только свою сестру. Как ее сестра может читать только ее одну.
%
Странная девушка в совершенно ужасной кислотного цвета майке с высунутым языком, улыбаясь, идет им навстречу. Ее длинная коса лежит на плече – так уже сто лет никто волосы не носит, надо же! Она совершенно естественно, будто бы танцуя, проходит между ними двумя и тихо шепчет.
- Дорогие, возьмитесь же поскорее за руки!
Этот шепот, хотя она не наклоняется, ни к той, ни к другой, кажется таким громким, а слова такими важными и правильными, что они смеются, и подчиняются.
Вдалеке маячит телепузик. Даша и Яна хихикают, оборачиваясь по очереди.
- Вон он, смотри, тот, про которого я говорила. Комиссар Мэгрэ. Уже 2 недели за мной ходит.
- Молодой. Интересный. У него взгляд как у…
- Живот как барабанчик.
- Живот не главное. Взгляд как у охотящегося кота – исподлобья. Как будто он приготовился долго-долго сидеть в засаде. А потом прыгнет!
- Ты поэт. Да просто ему начальник приказа за мной шпионить.
- По-моему, уже всем ясно, что больше не нужно ничего этого. Все же разрешилось само, так?
- Тогда чего же он ходит?
Даша прыснула, веснушки заплясали. Повела плечами.
Девушка в кричащей майке, проходя мимо, вежливо поздоровалась с Вадимом.
Тот особой радости не выразил, криво усмехнулся, сконфуженно кивнул. Эта татушка у нее на шее – как-то жутко становится, хотя всего-то какая-то бабочка нарисована…
Он не любил этого. Зачем его страховать, что он, маленький? И так половина непонятна. Тайны. То есть задание, то оно снимается. Голову сломаешь.