Когда на руле был Баркли, с полуночи до шести утра, я спал на кокпите. Если удавалось заснуть. По большей части я лежал, таращась на небо и верхушку мачты, а мои мысли вертелись все по тому же заколдованному кругу. Должен же быть какой-то способ отделаться от них. Но какой?
На четвертый день после нашего отплытия из Сан-порта в полдень я снял показания приборов и стал вычислять наше местонахождение, чтобы отметить его на карте. Работал я за столиком в каюте. Баркли стоял на руле, а Барфилд ел яблоко, развалившись без пиджака и небритый на второй кушетке. Шэннон стояла у занавески, молча глядя на меня. Она хотела посмотреть, куда я поставлю полуденный крестик. Она понимала, что означает все удлиняющаяся цепочка крестиков на карте. Это — шаги в никуда.
Я было закончил свои расчеты, как Барфилд выбросил огрызок яблока через люк, наклонился вперед и спросил:
— Ну что, адмирал Дрейк, когда будем на месте?
Я поглядел на карту, хотел нанести наше местонахождение, но передумал. У меня возникла одна мысль. Мы пройдем довольно далеко от рифа Скорпион, его с борта не разглядеть, так что им придется верить мне на слово относительно того, где мы находимся. Курс Баркли приблизительно знал, ведь он сличал показания компаса с указанными мной координатами на каждый день, но мои цифры по пройденному расстоянию ему приходилось принимать без проверки.
Я быстро прокрутил в мозгу возникший план действий и пришел к выводу, что он может сработать.
В двадцати — двадцати пяти милях от указанного Маколи места начинаются Северные шельфы. Там наверняка имеется какой-нибудь риф или отмель. Тысяча шансов к одному, что самолет упал где-то в этой обширной зоне мелководья, а уж отыскать его у нас один шанс на миллион. Надо отвести туда яхту, а они пусть думают, что мы в указанном Шэннон месте. Может быть, мы отыщем отмель. Все равно какую.
— Сейчас, — сказал я Барфилду, как будто только что вспомнил его вопрос, — подожди минутку.
Я поставил крестик на пятнадцать миль западнее и чуть севернее нашего истинного местонахождения и порвал листок с вычислениями. Завтра в полдень надо будет «скостить» еще десять миль, и дело сделано. Баркли ничего не заподозрит. Мы будем на двадцать пять миль восточнее, чем думает Баркли, на мелководье Северных шельфов, а он будет считать, что мы в пятидесяти милях от рифа Скорпион в направлении норд-норд-ост от него, то есть в месте, указанном Маколи. К тому же по дороге туда мы пройдем это место, так что наши шансы отыскать отмель увеличиваются вдвое.
Я замерил расстояние циркулем.
— Так… Сегодня у нас среда. Если ветер удержится, будем на месте во второй половине дня в пятницу.
Он кивнул и потопал на палубу докладывать Баркли. Шэннон посмотрела на меня.
— Значит, если мы ничего не найдем, в субботу вечером или в воскресенье эти нелюди начнут звереть.
Я собирался рассказать ей, что намерен сделать, но вовремя прикусил язык. Смысл моего плана заключался в том, чтобы удалить ее с яхты. Если она узнает, зачем мне это нужно, она не согласится. Еще решит, что нельзя бросить меня одного, и всякое такое. И мне ни за что не удастся объяснить ей, что, только когда я останусь один, у нас будет хоть какой-то шанс.
Я взглянул на карту.
— Может, нам удастся найти отмель, — говорю.
— Если не найдем, я прыгну за борт. И не пытайся меня спасти.
Надо было что-то сказать:
— Ни в коем случае, когда они начнут, кидайся на Барфилда, повисни на нем, кусай его. Все, что угодно. Я постараюсь добраться до Баркли. Оба пистолета у него.
Я сказал это только для отвода глаз. Прежде чем приняться за нее, они меня оглушат и свяжут. Но, может быть, она этого еще не понимает? Надо, чтобы у нее была хоть какая-то надежда.
Я замерил положение звезд, как только стемнело, потом еще раз, на рассвете в четверг, проверяя, на сколько мы уклонились в подветренную сторону, старался как можно точнее определить наше местонахождение. В полдень я скостил еще десять миль из пройденного расстояния.
Баркли, по-видимому, ничего не заподозрил. Он только кивнул, видимо, довольный моими усилиями.
В пятницу утро опять выдалось ясное, ветер стал понемногу слабеть. На рассвете я прикинул положение звезд и принялся производить вычисления. Баркли взял руль. Барфилд курил и следил за мной, злой, что его разбудили, чтобы я мог спуститься в каюту.
Разброс в вычислениях составил всего одну милю. Мы шли точно намеченным курсом и находились в сорока пяти милях к северо-востоку от рифа Скорпион. Я сделал отметку на карте — двадцать миль к северо-востоку — и вышел на палубу.
— Мы забираем достаточно далеко на юг, — сказал я. — Но слишком сильно отклоняемся к западу. Надо взять чуть северо-восточнее.
— Сомневаюсь, что яхта пойдет под таким углом к ветру, — ответил Баркли. — Придется вести ее галсами.
Я сменил его на руле и положил яхту в правый галс.
«Как удачно все получилось, — подумал я. — Эдак мы весь район прошарим. Только бы направление ветра не изменилось». Всходило солнце. Баркли ушел вниз, и я услышал, как он сказал Барфилду, чтобы тот сварил кофе.
Утро было великолепное. Мягкий ветерок гнал легкие волны без пенистых «шапок». Палуба была мокра от росы. Я закурил и стал глядеть на горизонт в надежде увидеть буруны. Но, насколько хватало глаз, вода была синяя, без всяких признаков сопутствующей отмелям зелени. Но ничего страшного, я позаботился о том, чтобы у нас было два шанса вместо одного. К тому же я и не ожидал здесь что-нибудь найти. Маколи явно что-то напутал. К вечеру, когда, по их мнению, мы достигнем указанного Маколи места, мы на самом деле приблизимся к краю Северных шельфов, где гораздо мельче. Вот там, вполне возможно, мы и наткнемся на буруны. И тогда наши шансы спастись пусть немного, но возрастут.
Шэннон вышла из каюты с двумя чашками кофе. Она была бледна и очень молчалива. Я подумал: «Ей было бы еще хуже, если бы она узнала, что бескрайние просторы темно-синей воды, которые мы проходим, и есть то место, которое указал ей Маколи».
Мы медленно продвигались на восток. В полдень я снова снял показания приборов. Мы уже прошли район, где, по мнению Маколи, произошло крушение. На карте я поставил крестик в двадцати милях к западу от нашего действительного местонахождения.
— Сегодня во второй половине дня, — сказал я Баркли, — или вечером. В зависимости от ветра.
Он кивнул, и все. Он становился все молчаливее, еще холоднее, чем обычно, еще недоступней. Напряжение росло. Необходимо было что-то найти, причем быстро.
Ветер был носовой. Он грозил совсем стихнуть, но не стихал. Мы шли галсами. Когда за мной никто не следил, я экспериментировал, чтобы проверить, каков у «Балерины» минимальный угол к ветру. Не яхта, а мечта. Но я переводил ее обратно в галсы: нужно охватить как можно большую площадь воды по обеим сторонам от основного курса.
Наступил вечер, запылал закат, а мы так ничего и не увидели. Барфилд бросал на Шэннон злобные взгляды. Несколько раз я замечал, что он вопросительно смотрит на Баркли. Мы все сидели на кокпите. Я был на руле.
— Послушайте, вы оба, — резко сказал я. — Постарайтесь усвоить, что мы ищем не угол Третьей улицы и Мэйн-стрит. Тут нет указателей. Мы в западном районе. Но Маколи мог ошибиться миль на десять. Мои расчеты тоже имеют погрешность плюс-минус две — пять миль. Погрешности могут накладываться одна на другую.
Баркли слушал без всякого выражения на лице. Я продолжал говорить. Было важно, чтобы они поняли.
— Когда Маколи потерпел аварию, была большая волна. Теперь же волны почти нет. Тогда буруны, наверное, были такие, что за пять миль видно, а теперь их почти не заметно. Нам придется прошарить весь район. На это может уйти дня два, даже больше.
Баркли внимательно посмотрел на меня, и лицо его приняло задумчивое выражение.
— Будет лучше, если это не займет слишком много времени.
Спускались сумерки. Мы развернули яхту и пошли на север. Через три часа мы вновь повернули на восток, прошли в этом направлении примерно час и повернули на юг. Никто не говорил ни слова. Мы все время напрягали слух, надеясь расслышать шум бурунов, и изо всех сил вглядывались в темноту.