— Да, норвежец. Его фамилия Экеберг.
— Приехал туда отдохнуть?
— У него был короткий отпуск, он жил не вместе с фрекен Харм, в какой-то другой гостинице или в пансионате. Фрекен Харм случайно познакомилась с ним в Копенгагене. Им было по пути в Париж. Там он после исчез и не возвращался вместе с нами. Говорил, что работает в Копенгагене.
Фру Стефансен подробно ответила на вопросы Вебстера, однако личность норвежца оставалась невыясненной.
Вебстер довольствовался ее ответами, они звучали вполне правдоподобно. Случайная встреча, роман. В самом деле, не имеет отношения к делу. Ему нужно было только выяснить — почему она солгала, будто не встречалась в Париже с фрекен Харм. Ложь всегда настораживала его. Если она солгала здесь, могла солгать и в другом — например, относительно остальных денег. Экеберг? Что ж, в стране хватает Экебергов, и, если этот господин охотился за приключениями, он мог назвать вымышленную фамилию.
Вебстер попросил фрекен Ульсен проследить, чтобы фру Стефансен прилично кормили в камере предварительного заключения. Никто, кроме полиции, не знал, что она задержана. Сама так пожелала. Умоляла, чтобы сейчас ничего не говорили дочери и сыну. Однако пусть на заводе, если можно, думают, что она гостит у дочери. Вебстер передал об этом фру Эриксен через Ника Дала. Зная фру Эриксен, не сомневался, что та постарается всех известить.
Неделю спустя Ник Дал доложил, что фрекен Харм скромно обвенчалась со своим возлюбленным. Они втайне отправились в свадебное путешествие в Швецию. Красивый мужчина, оба счастливы. Ник Дал видел их на станции во Фредрикстаде, когда встречал там Этту в субботу вечером. Этта была чудо как хороша, серый в красную полоску осенний костюм, шляпа не больше спичечного коробка. И злая, потому что он подарил ей воротник из чернобурки. «Все девчонки ходят с такими воротниками». Ник Дал нашел выход. Продал чернобурку фрекен Энген и купил Этте новые часики. «Сигма», швейцарская фирма, роскошные часики, восемнадцать каратов. Пришлось здорово приплатить, потому что фрёкен Энген дала всего полторы сотни за чернобурку. В остальном ничего существенного.
Вебстер рассмеялся:
— Тоже мне полицейский рапорт.
В понедельник двумя неделями позже он уже не смеялся. Стал крайне серьезен. Потому что из Парижа пришло срочное письмо.
20
Срочный звонок в Копенгаген. Консул пообещал немедленно навести справки. Час спустя он снова говорил по телефону с Вебстером. Экеберг получил паспорт для поездки в Париж четвертого мая прошлого года, консул хорошо его помнил. Приятный мужчина. Он вовсе не работал в Копенгагене, приехал туда из Норвегии с удостоверением личности для поездок по Скандинавии. Разумеется, тот факт, что он покинул Копенгаген вместе с теми двумя особами, мог быть чистым совпадением. Консулу приходилось оформлять много паспортов для таких вылазок. Приехал человек в Копенгаген, и вдруг захотелось продлить маршрут. В бумагах значится Экеберг, но это может быть описка. В канцелярии консульства служит датчанин.
Вебстер позвонил в управление на Ратушной улице. Совершенно верно: господин Экеберг получил удостоверение для поездки в Копенгаген в начале мая прошлого года. Документ вручался через окошко, лицо получателя не запомнилось. Местожительство — Осло, Церковная улица, 100.
Установить, что по указанному адресу в самом деле проживает господин Экеберг, было проще простого, но это был совсем не тот Экеберг, которого искал Вебстер. И у него теперь возникла острая потребность побеседовать с фру Салтнес, бывшей фрекен Харм.
По его просьбе во вторник утром первым же поездом выехала во Фредрикстад фрекен Ульсен. Ей было поручено во что бы то ни стало привезти фру Салтнес в Осло, «под любым предлогом». Дескать, речь идет о важном допросе в связи с делом Холмгрена, который не терпит отлагательства. Пусть молодожены думают, что речь идет только о свидетельских показаниях. Тем более что Вебстер не был уверен, что ему придется ее арестовать.
Задача была по плечу фрекен Ульсен, опытному следователю с крепким сложением, твердой рукой, решительным взглядом, без особых предрассудков. Ей не раз доводилось слышать, как дамы кудахчут, видеть, как дамы хлопают крыльями. Провести фрекен Ульсен было не так-то просто. И под вечер она вернулась в столицу вместе с негодующей и испуганной новобрачной.
Да, испуганной, что не мешало фру Салтнес надувать губы и изображать обиду. Она прибегла к различным уловкам, попыталась сослаться на какие-то там параграфы, но обратилась к слезам, когда Вебстер изобразил специально заготовленное для таких случаев весьма озабоченное лицо. Сидя с задумчивым, даже печальным видом, в душе он веселился. Листая бумаги и посматривая на фру Салтнес (фрекен Харм), он, должно быть, казался ей этаким ревностным исповедником. Почтенным лысым священником. Вебстер прокашливался, бросая на нее осуждающие взгляды. Откуда ей знать, что он был бы не прочь положить ее животом вниз на свои колени и дать несколько не слишком сильных шлепков по шелковым штанишкам.
Он спрашивал, она отвечала, вытирая покрасневший курносый носик платочком с кружевами. Достала зеркальце и пудреницу, поправила черные волосы над хитроватым цыганистым лицом, за маленькими сережками с красным камешком.
То, что он из нее вытянул, более или менее совпадало с показаниями фру Стефансен. Действительно, в Копенгагене и в парижском поезде присутствовал некий Экеберг. Фру Салтнес умоляла Вебстера ничего не говорить ее мужу, которого явно любила всем сердцем.
Он попросил фрекен Ульсен позаботиться о ней. Никакого ареста, ничего серьезного, просто кратковременное задержание. Может быть, ей еще что-то известно, может быть, нет. Дамам предоставлялся случай потолковать между собой, обе неглупые. Неприятная история, особенно для новобрачной.
Вебстер знал, что судья не позволит держать под арестом человека без достаточно серьезных оснований, не сомневался, что ее выпустят завтра утром. В маленькой интрижке нет ничего противозаконного.
Он распорядился, чтобы купили хорошие продукты, коробку конфет, фрукты. Фру Салтнес (фрекен Харм) смягчилась. И когда полицейский твердо обещал ничего не говорить супругу, смирилась с тем, что ее задержали.
Экеберг?.. Память Вебстера не хранила никакого конкретного Экеберга. Обычно она его не подводила. А впрочем, кажется, эта фамилия где-то звучала — возможно, в деле, которое вел какой-нибудь другой следователь. Он заглянул в архив, который помещался в том же коридоре.
Здесь ему сообщили, что был человек, который один раз назвался Экебергом, в других случаях — другими фамилиями: Шёберг, Треттеберг, Вильберг. При последнем задержании он был как раз Экеберг. И теперь как будто выбрал фамилию, оканчивающуюся на «берг». Видно, очень нравилось ему это окончание, никак не желал с ним расставаться. Настоящая его фамилия Людвиксен, но ему разрешили сменить ее, после того как он несколько лет подряд держался в рамках закона. Ведет вполне пристойный образ жизни в заводском поселке где-то на юге страны. Расторопный малый, великий пожиратель женских сердец.
Домашние работницы, девицы, замужние женщины — все годились, лишь бы доверяли ему свою сберегательную книжку. Стильный тип. Покупал в рассрочку гоночные автомобили, носил фуражку с эмблемой Королевского клуба автомобилистов и морочил голову добрым людям, особенно женщинам. Пять раз судим за брачные аферы. Последний раз сидел десять лет назад. Сейчас ему сорок пять, ведет, насколько известно, безупречный образ жизни.
Ничто не говорило о том, что это тот самый человек, которого искал Вебстер. Тем не менее он попросил показать ему альбом с фотографиями преступников. Тем более что смог припомнить и дело Экеберга.
Вебстер был не из тех, кого легко ошеломить, но на этот раз он едва не свалился со стула, уставившись на фотографию.
— Вот это да! Сразу все стало ясно.
— Ну, конечно, — пробормотал он.
Фрекен Ульсен привела фру Салтнес (фрекен Харм), и та сразу ударилась в слезы, когда ей показали фотографию.
— Боже мой, — рыдала она, — он преступник?