Мудрец-человек Лестер Кембел согласился.
– Даже если они вымрут, рантаноиды – всего лишь один из бесчисленных видов животных, питающихся корнями. Нет причины считать их особо благословенными.
Ур– Джа возразила, что ее собственные предки когда-то были маленькими и питались корнями.
Лестер с поклоном согласился.
– И все же мы не отвечаем за подъем и упадок каждого вида.
– Откуда ты знаешь? – настаивал Вуббен. – Нам недостает большинства орудий науки, наши эгоистичные предки погрузили нас во тьму, и мы не знаем, какой вред причиняем, просто ступив на эту планету или выбрасывая свой мусор в пропасть. Никто не может предсказать, что нам вменят в вину, когда настанет День. Даже глейверов, в их нынешнем состоянии невинности, будут судить.
В этот момент наша мудрая квуэн, которую мы называем Ум-Острый-Как-Нож, наклонила свой синий панцирь. Из ее хитинового бедра послышался тихий шепот:
– Яйцо, наш дар в дикости, знает ответы. Ее ответ непредубежденному сознанию – правда.
Пристыженные ее мудростью, мы впали в медитацию.
Реуки, в услугах которых больше не нуждались, сползли с наших голов и собрались в центре, обмениваясь энзимами. Мы приняли мягкий ритм, каждый мудрец добавлял свою гармоничную линию – дыханием и ударами сердца.
Кольца мои, помните ли вы, что произошло потом?
Ткань нашего единства была разорвана громовыми звуками, которые высокомерно издавал корабль ротенов, возвестив о злой силе еще до своего появления.
Мы вышли и в отчаянии смотрели на разорванное небо.
Скоро и мудрецы, и простой народ знали, что День наконец настал.
Месть не щадит и детей падших.
Семья Нело
У мастера-бумажника было три отпрыска – число, достойное его благородного призвания, как и у его отца, и у отца его отца. И Нело всегда считал, что эту линию продолжат два его сына и дочь.
Поэтому он тяжело переживал, когда его упрямые дети покинули водяную мельницу, ее лотки и деревянные колеса. Никого из них не привлек ни манящий ритм молота, размельчающего тряпье, доставленное всеми шестью расами, ни сладкий туман вокруг решетчатых экранов, ни уважительные поклоны торговцев, которые издалека собирались, чтобы получить белые полосы, изготовленные Нело.
О, Сара, Ларк и Двер с удовольствием пользовались бумагой!
Двер, младший, заворачивал в нее наконечники стрел и приманку для охоты. Иногда он платил отцу клубнями пиу или зубами груона, прежде чем снова исчезнуть в лесу, как всегда поступал с девяти лет. Побывав в ученичестве у Фаллона-Следопыта, Двер скоро стал легендой на всем Склоне. Ничто не могло избежать его лука, если не было защищено законом. А слухи утверждали, что парень со свирепым взглядом и черными волосами убивает всех, кого хочет, когда закон смотрит в другую сторону.
Насколько своенравен Двер, настолько сосредоточен Ларк. Он использует бумагу, чтобы готовить надписи и диаграммы. В его кабинете все стены покрыты таблицами, плотно исписаны заметками и чертежами. Но на таблицах видны и обширные белые пятна – напрасная трата драгоценной бумаги Нело.
– Тут ничего не поделаешь, отец, – объяснял Ларк, стоя у деревянных полок, уставленных окаменелостями. – Мы не знаем, какие виды заполняют эти белые пятна. Этот мир сложен, и сомневаюсь, чтобы сами буйуры полностью понимали экосистему Джиджо.
Нело помнит, что тогда же подумал: какая глупость! Когда буйуры взяли в использование Джиджо, они были полноправными членами общества Пяти галактик, имели доступ к легендарной Великой Библиотеке, по сравнению с которой ничтожны все бумажные книги Библоса! По одному слову буйуры могли получить любой ответ под солнцем. Под миллиардом солнц, если можно верить рассказам о прошлом.
Но по крайней мере мудрецы одобряли работу Ларка. А как же Сара? Любимица Нело, она всегда наслаждалась запахами, ритмами и текстурой изготовления бумаги – до четырнадцати лет, пока не наткнулась на дар.
Нело винил покойную жену, которая давным-давно так необычно вошла в его жизнь и забивала головы детей странными рассказами и стремлениями.
Да, решил он, это вина Мелины…
Негромкий кашель прервал размышления Нело. Бумажник увидел над своим столом пару карих глаз. Почти человеческое лицо обрамляла густая шерсть – лицо настолько человеческое, что неосторожные треки иногда принимали шимпанзе как полноправных членов Общины.
– Ты все еще здесь? – рявкнул Нело.
Лицо искривилось, потом кивнуло налево, в сторону склада бумаги, где один из помощников Нело медленно снимал порванные бумажные листы с барабана.