«С ярмарки еду»: так обозначил один писатель вхождение в период старости; он безусловно прав, поскольку, рассматривая, в соответствии с образом ярмарки, «найденное» и «потерянное», перечисляет преимущественно утраты эмоционального характера: притупление чувств, стену между желаниями и возможностями, привычность и следственно вялость всех впечатлений. Но он еще надеется что-то понять и додумать; дай Бог, чтобы поиски шли в нужном направлении и хватило времени пересмотреть сложившиеся критерии.
Ведь бывает и по-другому: один беллетрист на девятом десятке, слепой и глухой, продолжал хлопотать, «организовывая» восторженные отклики прессы на свои произведения, один престарелый ученый-медик, уже смертельно больной, развернул бурную деятельность, страстно желая быть избранным в академики, а один бывший чиновник, начальник отдела, через жену заблаговременно выпрашивал венки от именитых людей на свои похороны.
В ХХ веке, когда для подавляющего советского большинства Церковь была тайной за семью печатями, вдумчивые люди пытались выстраивать мировоззрение на философии: восхищались, например, известной диадой Канта: «нравственный императив в груди и звездное небо над головой». Однако моральный закон человеком постоянно нарушается, звезды и Кант остаются равнодушны, грехи множатся, душа корчится и терзается, не видя выхода; дело в том, что нравственность, как справедливо полагал Л.Н. Толстой, вытекает из религиозного, метафизического понимания жизни и сознания своей причастности Божеству.
В дневнике последних лет он много размышлял о проблемах добра и зла, о глубокой старости, «самом драгоценном и нужном времени», жаждал «просветления души перед Богом и для Бога»; но, увы, фальшивый приторно-поучительный тон ставит под сомнение искренность, писано явно для потомков, с обычным для «философских прозрений» Толстого самодовольным высокоумием; готовый примириться со смертью ради «выхода из тюрьмы здешней отделенности», он с гордостной фамильярностью требует от Бога: «довольно этой клетки, дай другого, более нужного мне общения».
Поразительно: выведя одной хладной логикой, что жить и умирать легче с Богом, а смирение «вызывает самое драгоценное в жизни – любовь людей» (!), он полагает возможным, «поработав, приучить себя к этому», т.е. внедрить в себя религиозность, не имея веры: «Есть ли Бог? Не знаю. Знаю, что есть закон моего духовного существа. Источник, причину этого закона я называю Богом». Как не согласиться с И.С. Шмелевым: «Л. Толстой, при всей гениальности художника-скульптора, был очень глуп… отсюда его философско-моральная отсебятина» (курсив Шмелева). И Горький, знакомый с Толстым лично, считал, что «он родился с разумом старика, с туповатым и тяжелым разумом, который был до смешного и ужасного ничтожен сравнительно с его чудовищным талантом».
Дело в том, что жажда Истины рождается от разочарования в себе любимом; болезненный крах собственных иллюзий и постулатов ослабляет самоуверенность, тогда обостряется слух, ум вроде как расширяется, а сердце открывается и оказывается готовым вместить веру. Опираться на себя дело безнадежное, нет в нас самих крепкой основы, на которой можно было бы выстоять. В психологии не так давно родился термин «выгорание»; обозначаемая им болезнь поражает преимущественно людей способных, деятельных, инициативных, идеалистов, ориентированных на усердное служение, за которым ожидается успех и признание. Однако если энергия тратится, не восполняясь, происходит нечто подобное тому как садится аккумулятор, если фары автомобиля долго горят при выключенном двигателе: вместо естественного удовлетворения от полезных занятий наступает разочарование, результат самоотверженных трудов кажется ничтожным в сравнении с затраченными усилиями, приходит усталость, с упадком душевных сил, изнеможением, раздражительностью и безнадежной тоской.
Такое случается с удачливыми бизнесменами, учителями, проверяющими тетрадки в выходные, программистами, круглосуточно прикованными к компьютеру, хорошими врачами, медиками и социальными работниками, даже, к сожалению, с священниками и православными сестрами милосердия, не щадящими себя в служении ближнему; то же происходит при тяжелых недугах, жизненных испытаниях, которые, бывает, съедают интеллект, искажают личность до неузнаваемости. Помогает при выгорании, конечно, отвлечение: отпуск, спорт, музыка, смена впечатлений, но врачи более всего другого рекомендуют… молиться, просить Небеса о помощи; личное общение с Богом очищает душу и все земное делает весьма относительным; стоит почаще окунаться в вечность, вместо того чтобы гнаться за бешеным темпом времени, на сто процентов зависеть от работы и стараться всюду успеть, подсознательно воображая себя спасителем человечества, единственным и незаменимым.