Выбрать главу

Прежде читал кое-как, отвлекаемый заботами, тревогами по быту и работе, теперь же вникаешь в текст всей душой, самозабвенно, без остатка, как в детстве, и сколько нового открываешь! Ты волен совершать всякие безумства, быть самим собой наконец-то; можешь позволить себе все что угодно: писать роман, рисовать картины, смотреть любимые фильмы столько раз, сколько захочешь, и хоть с утра до ночи слушать музыку, к ней никогда не поздно приобщиться, предпочтительнее Бах, Моцарт, Верди; Чайковский для старости слишком эмоционален.

Широту впечатлений сменяет глубина, в тишине, день ото дня успокаиваясь, все больше погружаясь внутрь себя, утверждаешься на позициях вечности; тот, кто ничего не ждет от земного бытия, неуязвим для мiра, в жизни будущего века царит, как известно, безмолвие.

И может быть, на мой закат печальный

Блеснет любовь улыбкою прощальной.

Возможно, и Пушкин имел в виду не человеческое чувство, а состояние души, обращенной ввысь, пронизанной любовью к Богу и всему Его творению; говорят, старое и больное сердце способно любить сильнее молодого и здорового.

к оглавлению

«Вот скоро настанет мой праздник»…

Так думать о смерти и так не готовиться к ней…

Ю. Ряшенцев.

Русский поэт Иван Тхоржевский (1878 – 1951) не сподобился великой славы. Но две строки его стихотворения оказались широко известны, они задевают всякого, кто хоть раз случайно их услышал, и запоминаются навеки.

Легкой жизни я просил у Бога:

Посмотри, как мрачно все кругом,

Бог ответил: подожди немного,

Ты меня попросишь о другом.

Вот уже кончается дорога,

С каждым годом тоньше жизни нить –

Легкой жизни я просил у Бога,

Легкой смерти надо бы просить.

Готовимся к экзаменам, готовимся к отпуску, готовимся к празднику, готовимся к событиям, которые уже вряд ли наступят, по крайней мере, для нас. Не готовимся только к смерти, а она придет обязательно, и, как подмечено в известном романе, внезапно. Ветшающее и стареющее близко к уничтожению, говорит апостол[72]; но люди, в том числе и старики, обычно чрезвычайно озабочены завтрашним днем и совершенно не помнят о будущем неизбежном; слабо веруя в жизнь вечную, они мало заботятся о состоянии бессмертной души, зато страстно мечтают о продлении существования на земле, конечно с изъятием болезней, страданий и прочих напастей; какое легкомыслие!

Ну да, всем же известно: пока молод – наслаждайся жизнью, а к старости покаешься, соответственно удостоишься небесных благ. «Гуляй, душенька, гуляй, славненькая, гуляй, добренькая, гуляй как сама знаешь. А к вечеру пойдешь к Богу» ( В.В. Розанов). Да и в Библии нетрудно найти подходящее место: «Веселись, юноша, в юности твоей, и да вкушает сердце твое радости во дни юности твоей, и ходи по путям сердца твоего и по видению очей твоих»; правда, заканчивается цитата менее успокоительно: «только знай, что за все это Бог приведет тебя на суд»[73].

Когда Н.В. Тимофеев-Ресовский сидел вместе с А.И. Солженицыным в камере на Лубянке, кроме физиков, энергетиков, биолога и экономиста лекции читали священники: один по курсу патристики, а другой выбрал самую актуальную в тех условиях тему: о непостыдной смерти. «Вкратце, – вспоминает ученый, – философское содержание сводилось к тому, что всякие люди начинают думать о смысле жизни и выдумывают обыкновенно всякую чепуху. А смысл-то жизни очень прост: непостыдно умереть, умереть порядочным человеком, чтобы, когда будешь умирать, не было совестно, чтобы совесть твоя была чиста».

Тимофеев-Ресовский, личность громадной мощи, получил волею его биографа Д. Гранина прозвище «Зубр» – по ассоциации с красивым, могучим, величественным животным, чрезвычайно редким, почти исчезнувшим с нашей планеты. Николай Владимирович никогда не сомневался в вечном нашем существовании, намеревался даже научно обосновать бессмертие. В больнице, где его лечили от пеллагры перед отправкой в «шарашку», он, дуэтом с бывшим церковным певчим, исполнял «Разбойника благоразумного», «Ныне отпущаеши» и «Верую» Кастальского.

Достоевский в «Сне смешного человека» включил в перечень благих достижений на планете с идеальным мироустройством счастливую смерть стариков: здесь они «умирали тихо, как бы засыпая, окруженные прощавшимися с ними людьми, благословляя их, улыбаясь им». Но у нас на земле так называемая естественная смерть, когда, достигнув глубочайшей старости, человек постепенно теряет силы, день ото дня слабеет, худеет, холодеет, дыхание затрудняется, сердце бьется все реже и, наконец, останавливается – такая смерть явление чрезвычайно редкое.