Выбрать главу

Агата Кристи благодарила Бога за прожитую жизнь.

Е.В. Герье (1868 – 1943), филолог и переводчик, дочь известного общественного деятеля, основателя женских курсов В.И. Герье (1837 – 1919), умирая в больнице, просила не судить водителя сбившего ее грузовика, уверяла, что виновата сама, ее глухота и головокружения; собрав последние силы, она подписала бумагу, обелявшую шофера.

Альберт Эйнштейн (1879 – 1955) воспринимал смерть как ученый, спокойно констатируя ее неизбежность. Болезнь свою, аневризму аорты, он также рассматривал с точки зрения неотвратимого физического процесса и от операции отказался. Последние годы гений увлеченно работал над единой теорией поля, однако найти ключ ко вселенной не получилось: природа не пожелала подчиниться уравнениям. В 76 лет он все еще работал над новой теорией и за день до смерти делал вычисления; скончался во сне, говорил ли что накануне, неизвестно: сиделка не понимала по-немецки.

О. Люмьер (1862 – 1954) предупредил: «моя пленка кончается».

«Жизнь не удалась» – объявил перед смертью Ф.И. Шаляпин (1873 – 1938).

Генерал Д. Эйзенхауэр (1890 – 1969), президент США с 1953 по 1961 год, умирая от застарелой болезни сердца, попросил высоко приподнять его на подушках, взглянул на сына и тихо сказал: «Я хочу идти, Боже, прими меня».

«Как мне всё надоело!» – сказал У. Черчилль, завершая последний свой ужин; ночью случился инсульт, он впал в кому и через неделю умер, не придя в сознание. люсыцию" пуще всего опасался безделья, от которогоне

А вот Максим Горький (1868 – 1936) за два дня до смерти горячо, как и всю жизнь, спорил с Богом; очевидно, пытался оправдаться.

Прорицатель Вольф Мессинг (1899 – 1974) перед кончиной утратил все свои экстрасенсорные способности, а в последние минуты жалобно просил дать ему покурить.

Густав Крупп (1870 – 1950), оружейный король, расставаясь с жизнью в холодной спальне собственного замка, не мог дозваться никого из близких и умер, выкрикивая ругательства: «Берта! Бертольд! Где вы, черт бы вас всех побрал! Проклятье! Зараза! Черт побери!»..

Зигмунд Фрейд (1865 – 1939), посягнувший объяснить всё на свете созданной им теорией психоанализа, с собственной депрессией справиться не мог: тяжело больной, одинокий, вынужденный покинуть родину, где хозяйничали нацисты, он прибег к самоубийству.

Луис Майер (1884 – 1957), могущественный владелец голливудской киноимперии «Метро-Голдвин-Майер», скончался со словами: «Ничего путного!.. ничего-то путного».

Кинорежиссер С.А. Герасимов (1906 – 1985) почему-то процитировал слова блатной песенки: «недолго музыка играла».

Да, по-разному умирают люди. Опыт врача «скорой помощи» зафиксировал, что, как правило, ужас парализует волю больного, он прислушивается к каждому движению организма, до последнего вздоха цепляется за малейшую возможность продлить пребывание на земле. Особенно, конечно, атеисты: хватают доктора за руки, умоляюще заглядывают в глаза и даже в агонии не оставляют надежды выздороветь. Одолевает, по выражению одного мыслителя, скотская любовь к жизни, бывает, что и у христиан инстинкт препобеждает веру и разум, парализуя волю принять предсмертную болезнь: тогда жаждут чуда, обращаясь к святыням, молебнам и не известным медицине лекарствам. Архимандрит Нафанаил (Поспелов; 1920 – 2002), когда ему предлагали поставить электростимулятор, со слезами просил этого не делать: «Представьте, душа хочет отойти к Богу, а какая-то маленькая электрическая штучка запихивает ее обратно в тело! Дайте душе отойти в свой час!».

Чтобы не бояться смерти, всегда думай о ней, учили стоики. Медики говорят, что умирая человек полностью раскрывается, его натура обнажается в самой сокровенной сущности; вот о чем следует помнить, вот к чему стоит готовиться: не многим суждено достичь славы и почета, но в воле всякого стать плохим или хорошим человеком; каждый встречает смерть так, как жил; скажем, Сократ считал главным сохранить в любых условиях верность своим идеалам, потому его и называют «христианином до Христа»: подобно мученикам за веру он ощущал жизнь и смерть связанными между собой неразрывно.

Упомянутый выше скоропомощной доктор испытывает, по его словам, «тихую радость», вспоминая о смерти от инфаркта одного священника: батюшка сохранял полное самообладание, велел жене покормить бригаду, интересовался семейным положением врача и фельдшера, беспокоился, как привык, не о себе, а о других, с тем и ушел в вечность[78].