Лесной Царь сказал, что прибудут тракторы, и они не заставили себя ждать.
Сидя возле дома и перебирая рис, чтобы сварить на обед суп, Христофор Михалушев услыхал со стороны железнодорожного моста тарахтенье моторов. Сперва он думал, что это драга — быть может, она уже приблизилась к железнодорожной насыпи, и ветер доносит сюда все издававшие ею звуки, слышно даже, как скрипят сита. Но когда он увидел клубы пыли над грунтовой дорогой за рекой и шум усилился — отрывистый, резкий, с металлическим лязганьем, — то понял, что к селу подступают тракторы. Маккавей, шлифовавший осколком стекла доску для будущей лодки, тоже поднял голову и поискал глазами просвет среди ив, из-за которых долетал шум. Он увидел, что реку переползают вброд три трактора. Оранжевые машины разбрасывали гусеницами воду, а задранные кверху плуги подрагивали над камнями и светились от водяных струй.
Трактористы задержались на берегу, чтобы умыться, и среди вошедших в воду людей Маккавей увидел Лесного Царя. Тот ополаскивал лицо, оставив карабин на округлых прибрежных камнях. Потом тракторы опять затарахтели, взбираясь выше, на шоссе, чтобы ринуться затем на поросшие травой усадьбы, а лесник прошел напрямик через отмели и стал дожидаться их на краю села. Там уже прошлись топоры и остался один бурьян, а сквозь него проглядывали крохотными островками цветники, за которыми ухаживали Маккавей и отец.
— Началось, — сказал Христофор Михалушев. Руки у него слегка тряслись, и зернышки риса падали на колени. — Я думаю, они займутся сперва южным краем села, где раньше были огороды, — пространство немалое, надеюсь, они им удовольствуются. Вода придет через несколько лет, и они еще успеют перепахать усадьбы. Много ли нужно для такого села? Меньше чем за неделю пройдутся плугами, и следа не останется, что здесь когда-то жили люди…
Он думал, что они начнут со стороны реки, но тракторы свернули в первую же улицу, где мельничный ручей вливался в реку, и подкатили к крайнему двору. Он был виден как на ладони — ведь лесорубы не оставили ни одного дерева. Трактористы опустили плуги, те коснулись земли — это угадывалось по учащенному стуку моторов: он уже не был плотным и ровным, как раньше. Моторы выли и сотрясались, потому что плуги то впивались в толщу корней, то тщетно пытались разворотить спрятавшиеся в траве фундаменты снесенных домов. А высвободившись из когтей камня и мертвого дерева, подпрыгивали так, что трактористы, наверно, стукались головой о потолок кабины. Потом тарахтенье моторов становилось спокойней, веселей, энергичней — это значило, что тракторы перепахивают землю уже обработанную, податливую…
Маккавей продолжал бы трудиться над лодкой, и стружки все так же вылетали бы из-под его пальцев, если бы не раздражающий шум тракторов. Они вспахивали не бывшие огороды на берегу Огосты, как предполагал отец, а сельские дворы, один за другим (по громкому скрежету Маккавей безошибочно определял, когда они проходили там, где прежде были огороды, — плуги застревали в камнях, и машины буксовали). Он видел, как они разворачиваются, и рядом с первой бороздой начинает чернеть вторая, третья…
Христофор Михалушев не сразу заметил, что Маккавей направился в село. Догадайся он вовремя о намерении сына, он бы остановил его или пошел с ним вместе, опасаясь встречи Маккавея с теми, кто явился перепахивать село. Но теперь было поздно: Маккавей не услышит, он уже шагает по узкой песчаной полосе, примыкающей к крайним усадьбам. И все же старик, вынул из печки кастрюлю с супом, чтоб не убежал, застегнул сандалии и двинулся по затененной вербами стороне дороги, где даже в жаркий день веяло прохладой.
Тракторы продолжали пахать. На поворотах стук моторов становился более резким — трактористы выжимали газ, — а затем опять переходил в мерный гул. Учитель отчетливо видел борозды, тянувшиеся вслед за плугами, увидел он и Маккавея: тот шагал по этим бороздам, то и дело нагибаясь, словно обронил что-то и ищет.
Тракторы въезжали во двор Михалушевых.
Подпорки вьющегося винограда затрещали и рухнули. Ствол лозы запутался в плугах, как бы пытаясь остановить их, но те перегрызли его, точно старую, вытертую веревку. Срезанная лоза взметнулась из-под зубьев, размахивая ростками, но полет ее был недолгим — при следующем заходе плуги засыпали ее землей.
И тогда Маккавей бросился наперерез той машине, которая первой въехала на усадьбу Михалушевых. Бросился неожиданно — как тогда, когда итальянцы истребляли фазанов, — и тракторист, нагнувшийся, чтобы раскурить сигарету, еле успел затормозить. Он увидел в двух шагах от себя огненно-рыжие волосы, бледное лицо, лихорадочно горящие глаза, увидел вскинутые к небу кулаки, сжатые так крепко, что пальцы казались восковыми.