— Слушайте! Вы только что прибыли?
Странно было слышать из уст этого человеческого обрубка глубокий, резонирующий голос.
— Да, только что, — ответил Райленд, с некоторым трудом сохраняя нормальную интонацию. — Меня зовут Стивен Райленд.
— Вы в бридж играете?
Он на секунду потерял контроль за выражением лица, но тут же опять овладел положением.
— Боюсь, что нет.
— Проклятье! — Когда мужчина нахмурился, стало заметно, что у него нет еще и бровей. — А в шахматы?
— Да, немного.
— Говорите, пожалуйста, громче, — повернулся мужчина в сторону Райленда уцелевшим ухом.
— Я сказал «да»!
— Уже кое-что, — заявил мужчина с недовольным, все же, видом. — А может, научитесь в бридж? У нас хорошая компания. Без грубостей, чужого не берут. И без «обрубков». Я — староста в нашем домике, — похвастался он. — Посмотрите на меня. Много еще чего осталось, верно? А ведь я здесь дольше всех.
— Вы хотите сказать, что я могу выбирать, в каком домике поселиться? — медленно спросил Райленд. — Но мне неизвестны здешние правила.
— А никаких правил нет. Впрочем, — вздохнул мужчина, — запрещено драться с повреждением органов. Никаких опасных игр, иначе утилизуют целиком, понимаете? Ведь ваше тело вам уже не принадлежит — оно стало собственностью Плана, и вы должны заботиться о нем. — Он сделал шаг вперед, налегая на трость-костыль. — Ну, так как? Послушайте совета, пойдемте со мной. И не слушайте тех, из других домов. Будут хвастаться настольным теннисом, а какой от него прок, если завтра вы уже не сможете, например, держать ракетку? — Мужчина усмехнулся, обнажив два рада искусственных зубов. — Будем знакомы. Меня зовут Уайтхарт.
Уступая напористости одноглазого, Райленд последовал за ним. И не прогадал. Некоторые домики имели вид запущенный, неприглядный, обитатели их слонялись вокруг с угрюмым видом. Дом же Уайтхарта был, по крайней мере, оживленным.
Удивительно, но «Небеса» показались Райленду довольно приятным местом. Еду здесь давали отличную. Продукты были только натуральными — ткани тела нужно держать в хорошем состоянии, плюс масса свободного времени — пациент должен быть в хорошей форме… Здесь была даже свобода. Так, во всяком случае, выразился Уайтхарт. Потом, правда, смутился. Райленд понял — «Небеса» были тюрьмой, но стены ее проходили вне поля зрения. И, потом, обитатели этого места были лишены страха совершения фатальной ошибки — более фатального, чем орган-банк, уже не существовало. Да и пейзаж не располагал к особенной тоске: домики, разбросанные по зеленому густому травяному ковру; зеленые холмы, украшенные пальмами; озеро с настоящей рыбой, окруженное дубами и кедрами; голубое тропическое небо…
Обитатели коттеджа, в котором поселился Райленд, называли себя «Президентами Дикси». Никто уже не помнил, какой обреченный на утилизацию выбрал такое название. Согласно уговору в нем жили только мужчины. Но в целом на «Небесах» не придерживались монашеских правил: существовали и смешанные коттеджи, откуда по вечерам исторгались жуткие вопли и смех. Это тоже было правом обитателей.
Прислушиваясь вечером к разговорам жильцов своего домика, Райленд обнаружил несколько вещей, сильно его удививших. Например, жилище напротив занимала целая семья. Странно. Какое преступление могло совершить это семейство Минтонов?
Что-то здесь было не так.
Райленд хорошо знал принцип, лежащий в основе орган-банка. Ему подробно объяснили его во время транспортировки в субпоезде. Как будто бы в системе Плана мог найтись хоть один человек, не знакомый с этим принципом с детства!
Каждый индивидуум в системе обязан вносить свою лепту в общее дело на благо всего человечества. Если же неумение или нежелание не дают ему исполнить заданную работу, тогда свою долю он должен внести иным способом — его конечности, органы и прочие ткани пойдут на лечение более ценных граждан Плана.
Конечно, этот процесс был намного привлекательнее для реципиента, чем для донора. Но в нем заключалась и своего рода суровая справедливость, утешение, помогающее перенести то, что должно было случиться. Благо всего мира важнее, чем мелкое благополучие индивидуума!
И все же…
Райленда беспокоила одна мысль.
Он слышал и знал о многих людях, утилизованных в орган-банке, но что-то не припоминал ни одного человека, получившего новые органы.
Но теперь об этом думать было поздно, и Райленд мог вернуться к загадке трех пропавших дней. Его по-настоящему мучило опасение, что когда-то он действительно обладал секретом, способным преобразить весь План Человека.