— Значит, они никогда не сойдутся? — огорченно протянул мальчик.
— Не буду лгать тебе, Коннавар. Должно произойти чудо, чтобы они помирились. У твоей матери тоже есть гордость. Ведь муж сравнил ее с грязной шлюхой. Она не простит такого оскорбления.
— Но он не взял другой жены и не отрекся от мамы в Совете.
— Да, и в этом мне видится проблеск надежды, — заключил Бануин.
— Я никогда не буду лгать тому, кого люблю, — с чувством заявил мальчик.
— Тогда ты будешь глупцом, — отозвался купец.
— Ты считаешь, что говорить правду — глупо?
— Твоя мать высказала то, во что она верила. Было ли это мудро?
— Нет, — согласился Конн. — Но… все так сложно…
— Жизнь часто кажется запутанной, когда тебе одиннадцать лет, — улыбнулся Бануин. — Еще более запутанной она становится, когда ты вырастаешь.
— Я могу сделать что-нибудь, чтобы они снова были вместе?
— Нет, мой мальчик, — покачал головой торговец. — Эту проблему могут решить только они сами.
ГЛАВА 3
Несмотря на все свое уважение к Иноземцу, Коннавар не смог смириться с мыслью, что бессилен помочь маме и Большому Человеку. Следующим вечером он увидел колдунью, Ворну, собирающую цветы для отваров на южном склоне холма. Мальчик перелез через забор и поднялся к ней. Увидев его, женщина на время оставила свой труд.
— Можно с вами поговорить? — спросил Конн.
Ворна отложила мешочек с травами и опустилась на камень.
— А ты не боишься, что я превращу тебя в куницу?
— А зачем вам?
— Все знают, что именно так поступают ведьмы.
Он на мгновение задумался.
— И вы действительно способны это сделать? Значит, ваша магия так сильна?
— Может быть. Если меня будешь раздражать. А теперь говори: что тебе надо? Я занята.
— Мой отец Руатайн, моя мать…
— Я знаю, кто твои родители. Ближе к делу.
Он посмотрел в ее синие глаза.
— Я хочу, чтобы на них наложили заклятие, и они снова полюбили друг друга.
Ворна неожиданно улыбнулась.
— Ну, ну. — Она запустила руку в волосы, в которых темные пряди перемежались седыми. — Значит, ты хочешь, чтобы я колдовала. И, конечно, скажешь, зачем это нужно?
— Они несчастны. Мы все несчастны.
— А чем ты мне заплатишь, юный Коннавар?
— Заплачу? — удивился он. — Разве ведьмам платят?
— Нет, мы работаем из любви к людям, питаемся воздухом и одеваемся в одежду из облаков. — Она кинула на него пронзительный взгляд. — Конечно, ведьмам платят! Дай-ка я подумаю. — Ворна подперла голову рукой, не сводя глаз с мальчика. — Это будет не очень трудное заклинание, поэтому я не попрошу в уплату твою душу. Только ногу. Или руку. Да, руку. Какую ты предпочтешь, левую или правую?
— Зачем вам моя рука? — спросил он, отступая на шаг.
— Может быть, я собираю руки маленьких мальчиков.
— Я не маленький! Да ты смеешься надо мной, ведьма! Давай преврати меня в куницу. Тогда я взбегу по твоей ноге и укушу тебя за задницу!
Ворна не показала виду, что ребенок произвел на нее впечатление. Немногие мальчишки риганте осмелились бы подойти к ней, и даже взрослые не отважились бы разговаривать так непочтительно. Ее боялись, и правильно боялись. Она чувствовала, что и Конн напуган, но позиций сдавать не собирается.
— Ты прав, я над тобой смеюсь. Тогда поговорим начистоту. Мои заклятия могут убивать или лечить. Не трудно приготовить зелье, которое заставит мужчину полюбить женщину. Но Руатайн уже любит Мирию. И, хотя она осознала это только после его ухода, Мирия тоже его любит. Вся беда в их гордости, а от нее я излечить не могу. — Засунув руку в мешочек, она вытащила какие-то темные семена. — Знаешь, что это?
— Нет.
— Наперстянка. Если ее принять немного, это может вдохнуть новую жизнь в умирающее сердце. Но прими чуть больше, и непременно отравишься. С гордостью так же. Если ее слишком мало, человек не знает себе цену. Мир сотрет его в порошок. Если ее слишком много, человек становится заносчивым и хвастливым, а если гордости как раз в меру, то человек далеко пойдет. Руатайн такой. Если лишить его гордости, он перестанет быть собой. А что касается Мирии, она достаточно мудрая, чтобы понимать, что потеряла его. Я не могу помочь тебе, Коннавар. Сомневаюсь, что даже сиды смогли бы что-нибудь сделать.