Все Искупители, оставшиеся во дворе, были мертвы.
Над их трупами стояли убийцы — раненые, перевязанные, истекающие кровью. У одного не было левой руки. Якобы отборные Искупители полегли в стычке с недобитыми варварами.
Кай прижал к себе черный мешочек и направился к коню.
Ему преградил путь однорукий с саблей наголо.
На бронзовой овальной застежке его плаща заиграло солнце. В центре был вырезан отполированный круг — сейчас, в солнечном свете, он засверкал золотом.
В ушах снова зазвучали слова старого священника:
«Я уйду с радостью, Ледяной Кай. Тебе будет много хуже, когда ты повстречаешь человека с золотым глазом».
Мир рухнул. Время остановило свой бег. Гэз Макон никогда не был врагом. Хуже того, если бы Кай не попытался убить Макона, ему не пришлось бы столкнуться с Мойдартом и идти против ригантов.
«Тогда меня бы здесь не было», — подумал он.
Однорукий шагнул вперед, и Кай вытащил саблю из ножен.
Однорукий не мог победить. Его лицо посерело от боли и усталости, из обрубка руки сочилась свежая кровь.
— Оставь меня и живи, — сказал Ледяной Кай. — В таком состоянии ты мне не противник.
Враг не двинулся. Внезапно Кай сделал выпад, нацелив саблю в его грудь. Клинок риганта дернулся, отразил удар, скользнул вдоль сабли Винтерборна и вонзился в его горло.
— Не противник тебе, глупец? Я — ригант!
Эти слова были последним, что услышал Ледяной Кай.
Битва продолжалась весь день. К вечеру потери обеих сторон достигли небывалых размеров. Мантилан удерживал восточный склон почти до заката, но враг все-таки прорвался. Гэз Макон попытался нанести ответный удар, но безрезультатно. Мантилан, Бал Джас и восемь сотен ригантов погибли.
Западный склон удержался ценой жизни трех тысяч солдат. На помощь Беку выступили всадники Конина, но и они понесли тяжелые потери. В последней атаке погиб и сам Конин.
Когда на них бросились две дивизии пехоты, Кэлин Ринг снял пятьсот оставшихся в живых ригантов с северного склона и повел их на подмогу Беку и Мойдарту.
Бой шел не на жизнь, а на смерть. Когда подоспели риганты, враги уже поднялись до вершины и бились с защитниками врукопашную. Мойдарт, с двумя пистолетами в руках, находился в центре событий. Он дважды выстрелил, убил двух вражеских солдат, побросал пистолеты и выхватил саблю. На него, нацелив штык в живот, кинулся мушкетер. Мойдарт отшатнулся, и штык воткнулся в руку. Повелитель Севера опустил саблю на шею врага, хлынула кровь, солдат упал. Риганты Кэлина ринулись в атаку.
Ниже по склону Гэз Макон атаковал и разогнал отряд мушкетеров, шедших врагу на помощь.
Когда с гребня холма повалили риганты, а снизу в строй врага ворвались кавалеристы Макона, атака варлийцев захлебнулась. Они врассыпную бросились обратно, пытаясь вырваться из тисков. Риганты кинулись следом — бой превратился в бойню.
Кэлин трижды протрубил в рог, призывая всех вернуться на холм.
Невдалеке Мойдарт пытался вытащить штык из раны. Кэлин убрал саблю в ножны, подошел к старику и, ухватившись за приклад мушкета, выдернул его. Не сказав ни слова, Мойдарт зажал руку, чтобы остановить кровотечение, и отошел от Кэлина, глядя на отступающих.
Всадники Гэза Макона нанесли противнику немалый урон, но их было слишком мало, чтобы контратака оказалась успешной. Их обстреляли оставшиеся на месте резервные отряды, и Гэз был вынужден отступить.
— Дошли до точки, — произнес Мойдарт. — Завтра все начнется сначала.
К ночи Гэз объехал остатки своей армии и убедился, что наутро враг возьмет их числом.
Гэз нашел Кэлина Ринга. Выжившие риганты заняли восточный склон, где, не обращая внимания на усталость, копали окопы и возводили земляной вал.
Гэз спешился. Кэлин, увидев его, кивнул.
— Все кончено, — произнес он. — Завтра мы не продержимся.
— Знаю.
— Можно отступить и изматывать их мелкими вылазками, когда они двинутся дальше.
— У меня другой план.
— Расскажите. Люблю хорошие планы. Гэз отвел глаза.
— Простите меня, Кэлин Ринг. Мне жаль, что вам и вашим людям пришлось сражаться с нами. Бал Джас сказал, что презирает меня. Я понимаю. Я и сам презираю себя. Я отринул все, во что верил. Что вы сделали с теми пленниками?
— Отпустили.
— Это хорошо.
Гэз снова обернулся на поглощенных тяжким трудом ригантов.
— Помню, когда-то, когда мир был не так жесток, ваш дядя победил варлийского кулачного борца. Тогда я поразился ему. Горайн был сильнее, много учился, но ваш дядя бился, пока не остановили бой, а потом вышвырнул его с ринга.