Нить туго натянулась, уводя в обрыв. Она упёрлась во что-то, вцепилась, сокращаясь с каждой секундой. Будто это что-то двигалось по дороге в деревню. Кто-то?
Рихард закрыл глаза и отчётливо увидел отца. Тот перепрыгнул упавшую ветку, широкими шагами устремился вверх, оглядываясь на восток. Мальчик набрал в грудь побольше воздуха и крикнул:
— Па-апа-а-а!
Глава 28
Отец и сын
— Согрелся? — Нолан взял у сына пустую кружку из-под чая и поставил на стол за свечной горкой.
— Да, — ответил Рихард, перестав наконец-то стучать зубами, и улыбнулся, когда Бэн в соседней комнате захрапел ещё сильнее. — Я видел сияющую линию, которая протянулась от меня к тебе. Это было слежение, о котором рассказывал дядя Маджер?
— Полагаю, что так. Покажи, где возникло это чувство.
Рихард замешкался, вспоминая, потом коснулся ямки между ключиц. Руки ещё немного тряслись, хотя озноб прошёл, и виноваты в нём были не дождь и не холод, а внезапное применение новой силы. Отец не рассказывал, как это случилось у него в первый раз, всё время отмахивался: «Дорастёшь — узнаешь», — и мальчик оказался не готов к тому, что огонь внутри тела может обретать разные формы и направлять так ясно, что только успевай ноги переставлять. Зато наконец понял, как Нолан дважды нашёл его в городе
— Ну же, смотри, — позвал он отца, но тот даже не обернулся.
Нолан подошёл к порогу дома. Снаружи сквозь дождь доносились неясные звуки, а ещё немного трясся пол и сверху сыпалась каменная крошка. Отец стоял полубоком у выхода, отогнув одеяло, вслушиваясь в горы. Рихард фыркнул, что на него не обращают внимания. Мужчина чуть улыбнулся ему, приложил большой палец к губам, покачал и опустился на корточки. Он привязал углы одеяла, которое служило дверью, к крюкам в полу, заглянул в соседнюю, сыновью, комнату, проверил, как там гость. Бэн, оставшись один в чужом доме, завалился без зазрения совести спать, чем поразил вернувшихся хозяев.
— Ну, папа! — позвал мальчик обиженно и широко зевнул.
День, начавшийся на рассвете, уже давно перевалил за полночь. Нолан вернулся, сел на кровать рядом, кивнул:
— Верно, Ри, это и есть слежение, его первая форма — поисковая нить между родственниками. Ты точно не видел чужаков тут, кроме своего друга?
— Бэн мне не друг, — вырвалось у мальчика.
Он так допёк себя за минувший день неприятными мыслями, что хотел перечить, ругаться и спать. А отец интересовался не им, а кем-то другим — и это Рихарда злило и обижало. Нолан поправил сползшее с головы сына полотенце, улыбнулся:
— Ты бы не пригласил домой того, кого не считаешь другом. У нас же это не принято.
— Ну, папа!
Мальчик боднул лбом через полотенце ладонь отца. Ещё сухой край ткани упал на глаза, Рихард задумался.
В деревне найти друзей как-то не удавалось, да, были сверстники-однокашники, были ребята чуть старше и младше, но все держались от него подальше. Некоторые учителя пытались объяснить, мол, Рихард — внук главы деревни, смотрительницы Дома Матерей и потерявшего силу Феникса, однорукого Педро, но мальчик такое не принимал. Он был уверен, что в высшей мере глупо не дружить с кем-то из-за родственных связей. И вот так получилось, что с дружбой в деревне не задалось, даже с приятельством, особенно, когда стал чуть постарше. Рихард даже не знал, как общаться с другими ребятами, если вдруг представится возможность. Хотя с Ирнис и Бэном было легко, действительно казалось, что они знакомы очень давно — приятное чувство.
— Я обещал тебя поучить. Помнишь?
— Конечно, папа!
Отец поворошил сыновьи волосы полотенцем, разложил смятую ткань на своих коленях, занёс ладонь. Рихард ловил каждый жест, каждый проблеск пламени в перьях на руке Нолана. Крошечные искры вспыхивали в перекрестьях застарелых шрамов, скользя к кончикам пальцев. Мальчик закусил губу, пытаясь прочувствовать такие искры в себе.
— Попробуй снова, — посоветовал отец и подбородком указал себе между ключиц.
Рихард не ответил, заворожено глядя в глаза Нолана, где разгорелся огонь. Оранжево-красные всполохи, насыщенные, чарующие. Всё же наблюдать силу в ком-то другом было не менее увлекательно, чем испытывать самому. Но нужное сейчас ощущение не приходило, то самое, что золотистой нитью вело к краю обрыва прямиком к отцу. Но вот будто мягкая рука коснулась между лопаток, прошла через спину, спиралями двинулась в горло. Это было извне, не его, но деликатное и доброе.