Бэн намылил волосы, взбил их в гребень и заквохтал, шлёпая себя согнутыми руками по бокам. Рихард вынырнул из потока спокойствия и рассмеялся. Бэн натёр одну из множества мочалок пахучим мылом и протянул её Фениксу со словами: «Не поможешь спину помыть, а то я не дотягиваюсь». Тот помедлил: не очень хотелось этого делать. Но широкая спина уже была перед ним.
— Что это? — он ткнул Бэна между лопаток, где на бледной коже темнело большое пятно в форме отпечатка лапы то ли кота, то ли собаки.
— Это? А, пятно родимое… От отца мне передалось… У него такое же, — Бэн, как показалось Рихарду, ответил без улыбки, и даже мыльный гребень упал набок.
— А где твой отец?
— Не в Лагенфорде. Поэтому я хочу его найти.
— Думаешь, это так просто? — Рихард шлёпнул мочалкой по пятну.
Бэн смолчал и молчал так долго, что когда спина была намылена и он вдруг решился ответить, Феникс уже забыл про вопрос.
— Я знаю, где его искать!
— Где?
Ответ заглушили шаги и голоса сверху. Несколько мужчин Фениксов спускались к купальне.
— О, малыш Рихард с чужаком⁈ — удивился один из них. — Уже решил, куда податься?
— Эй, не задирай мальца, — хлопнул другой его по спине. — Пусть идёт, куда захочет. Может, наконец, даст Нолану жить спокойно, а не трястись над мелким, как над хрустальным цветком!
— Верно-верно, — подхватил третий и столкнул первого в воду.
Ребята домывались быстро, отвернувшись от плещущихся мужчин. Рихард, не смотря на тщательность помывки, всё равно чувствовал себя оплёванным. «Я не даю папе жить нормально? Зачем они так со мной? Кто дал им право говорить такое?.. Неужели всё так? Неужели все видят, что папа страдает из-за меня?..» Дарованного пещерой покоя как не бывало. Мальчик вспомнил, что нужно держать эмоции в узде, задышал медленно, успокаиваясь, выбрасывая лишние мысли из головы. Сила, спелёнатая водной стихией, казалось, затаилась и затихла, чтобы потом завопить дурным голосом, как младенец, сводя своего носителя с ума.
Юный Феникс встретился взглядом с Бэном. На распаренном веснушчатом лице толстяка мягко сияли ореховые глаза. Парень ободряюще улыбнулся:
— Старшие вечно болтают всякое, не забивай себе голову.
Рихард отвернулся, отказываясь принимать утешение, но на сердце стало теплее, хотя в следующий миг зависть кольнула его. Кто-то из мужчин окутался огнём прямо в воде, и та забурлила, зашипела, заполнила грот плотным паром, другие одобрительно захлопали. Мальчик через плечо глянул на чудо, попытался призвать свой огонь, но тот едва пшикнул на кончиках пальцев и пропал. Рихард подавил едкое чувство в зародыше и пообещал: «Я тоже смогу так! Я всему научусь! Я полюблю воду и смогу призывать в ней огонь!». «Клянёшься?» — прошелестел первоФеникс. «Клянусь!»
— Ты уже всё? Пойдём? — кивнул Бэн на пандус.
Ребята встали, чтобы уйти, но один из мужчин подплыл к бортику, протянул руку и сказал:
— Эй, малыш Рихард, возвращайся мужчиной. Возвращайся домой.
— Да! — был твёрдый ответ.
Краткое рукопожатие и крики в спину:
— Удачи, птенец! Крепких крыльев! Дом ждёт!
Рихард бежал наверх, утирая глаза. Внутри разливалось тепло благодарности и радости от внезапной поддержки. Древний бог Феникс одобрительно клёкотал.
Пока ребята мылись, кто-то постирал и высушил их одежду, развесил на крючках в предбаннике. Бэн кинулся проверять карманы, но с радостным вскриком нашёл их содержимое в маленькой шкатулке, стоящей на вычищенных ботинках.
— У вас тут необычные люди живут! — с восторгом заявил он, рассовывая мелочёвку по карманам и оставляя шкатулку на лавке.
— Конечно! Мы ведь не люди, а Фениксы! — кивнул Рихард, стараясь не поддаваться разным мыслям и слишком сильным чувствам, от которых голова шла кругом. Он припомнил свой вопрос и спросил: — Я, прости, не расслышал ответ про место, где живёт твоей отец. Пожалуйста, повтори.
— Рано или поздно мы там окажемся, — пожал Бэн круглыми плечами и накинул на голову полотенце.
Дома ждал накрытый стол: курник с капустой, овощной суп, отварные яйца, бобы с мясными кусочками в густом томатном соусе. Бэн, отказавшись есть «мёртвых животных», ограничился только супом и яйцами. Нолан, читающий незнакомую книгу и свитки у свечной горки, рассеянно кивал на все вопросы сына. А после ужина предложил сходить к дедушке. Гость уже вовсю зевал и отказался их сопровождать.
Улицы оказались почти пусты и тихи, несколько припозднившихся Фениксов расходились по домам, в стороне негромко плакал ребёнок и лилась колыбельная, над лесом хлопали крылья ночных птиц. Рихард вдруг отчётливо понял, что видит деревню в последний раз — дом, который через несколько часов предстоит покинуть. А с этим уходом закончится детство. Навсегда. Такого больше не будет. То, что ждёт впереди — неизвестность, в которой не будет папы, почти всегда находящегося рядом, не будет красивой мамы, которая обнимет и скажет что любит своего малыша, не будет дедушки, с которым так хорошо говорить и молчать, и остальных тоже не будет.