— Помнишь, на представлении ты говорил, что голоден. Ты тогда так долго не ел?
— Нет, — пожал плечами толстяк и робко улыбнулся. — Я тогда два раза позавтракал и пообедал прямо на трибунах.
— Но ты был голоден? — Рихард недоумённо приподнял одну бровь, Бэн кивнул, Феникс задал давно мучивший его вопрос: — Тогда почему во время путешествия, когда мы так редко останавливались, ты ни разу не сказал, что голодный?
Бэн бросил взгляд на остальных вяло жующих спутников, склонился к уху Рихарда и прошептал:
— Я пообещал себе больше о таком не говорить. Так меньше проблем и никто из-за меня не пострадает. А голод… Он был сильным только в первые два дня, а потом я как-то привык.
Феникс покосился на толстяка, и подумал, что тот немного схуднул за переход в пещерах. Такие сила воли и верность слову вызывали уважение.
Больше ребята за краткую трапезу не перебросились и парой фраз, а затем стали решать, как поступить с преградой.
— Повезло, что уклон в ту сторону, а то бы от дождя здесь была бы толстая ледяная стена, — заметил Бэн, наблюдая за стараниями Фениксов и Чиёна. Последний с разбегу ногой выбивал подтаявшие у основания глыбы наружу, и там они шумно плюхались в воду.
— Снова воспользуетесь своим фокусом? — спросил Мару у Рихарда и Бэна, выглянув в освободившийся проход.
— Нет. Я пойду сам, — твёрдо ответил толстяк, заливаясь краской. А Феникс, уже успевший оценить крутизну и узость тропы, решил, что спустится первым. На всякий случай.
Вид с высокого уступа поражал своей красотой. Широкие снежные террасы, окаймлённые деревьями, спускались ниже и ниже. Дальше, отделённый дорогой с арками через равные промежутки, раскинулся небольшой городок. Маленькие цветные домики. А за ними…
Дыхание перехватывало при взгляде в даль. Лучи солнца сквозь прорехи в низких облаках дробились о воды. Бескрайнее волнующееся море цвета нешлифованной стали. Лишь белая, едва различимая дымка указывала, где небо отделялось от воды.
У берега стояли три корабля, которые с расстояния в полдня пути казались не больше спичечной головки. Слева от них, на длинном мысу, возвышался белокаменный маяк. Но, если посмотреть чуть правее, можно было заметить другой маяк, тёмный, отделённый от суеты приморского городка скальной зубчатой дугой, уходящей в воду.
— Я так мечтал увидеть море… И вот. Кто бы мог подумать, — выдохнул Бэн и потёр рукавами глаза.
Пятеро спутников аккуратно спустились по извилистой тропке, перешли овраг по поваленным деревьям. Снег на первой террасе вблизи оказался изрыт норами, истоптан мелкими зверями. Тут и там встречались следы больших крыльев и даже отпечатки лап, похожих на собачьи. В узких проталинах жизнерадостно зеленел мох, а ниже приветливо кланялись изящные поснежники. Среди набухших почек уже вили гнёзда птицы, с гвалтом носясь над головами, то и дело с любопытством спархивая невдалеке от путешественников. Предгорье жило, дышало, готовилось к короткой весне и затяжному жаркому лету.
Солнце утягивало за горизонт алую вуаль, когда путники, тяжело дыша и отдуваясь, поравнялись с ближайшей дорожной аркой, сложенной из толстых брёвен, выкрашенных в густо-красный цвет. Это о чём-то напомнило Рихарду, но мальчик так устал, что не было сил вновь пытаться сломать тёмную стену. Остальные ребята разглядывали арку. На одном из столбов под козырьком висели розыскные листовки, указатели на порт, гостиницы, администрацию Макавари и на другие места. Длинный караван выехал из города. Возницы даже не взглянули на путешественников, которые в ночной тени глотали поднятую резвыми лошадками пыль. И по удаляющимся разговорам ребята поняли, что отлива, меняющего течение, ещё не было.
Переведя дух, Бэн тронул Рихарда за рукав и тихо произнёс:
— Ирнис рассказала мне о своей настоящей матери. Та одно время жила тут, в маяке. Наверное, в том, что за скалой. Ирнис просила призвать себя туда. Сможешь?
— Конечно. Как закончу с рекомендацией. — ответил Феникс, удивляясь такой просьбе и вспоминая заминки, которые всегда предшествовали в речи юной княжны упоминаниям матери. А после обратился к Мару, который, встав на цыпочки, оглядывал дома: — Ты нас вывел из гор. Благодарю. Теперь вернёшься обратно, в деревню?
Мару резко обернулся. Лицо его вдруг сделалось подозрительным, неприятным. Он процедил:
— Ты помнишь про мою деревню?
— Конечно. Скрытая деревня со статуей Феникса. Как такое забудешь?
— Ну ладно. — Мару прошёлся взад-вперёд, кусая ногти, остановился, сложив руки на груди, ответил: — С вами пойду. Надоест — вернусь.