— Я пойду с тобой, — заявил Тень.
Тавир, уже взявший ботинки, тихо вздохнул и засунул их под кровать.
— Как хочешь, — улыбнулся Рихард и переложил из маленькой сумки в карман куртки рекомендацию Лукреции, обулся, стянул волосы в хвост, хлопнул себя по груди, чтобы почувствовать подвески: свисток Короля Зверей и персиковую косточку.
Чиён накинул поверх мятой рубашки плащ и кивнул — готов отправиться в путь.
Они вышли в сырой туман. Солёные капли висели в воздухе зыбким маревом. Сияла надкушенная луна. Но Макавари не спал. То тут, то там из домов раздавались хмельные крики, звучала музыка. Кто-то курил на улице, кто-то мочился в подворотне, из темноты доносились странные стоны и шлепки. Двух дерущихся пьянчуг окружала ликующая толпа. И ребята осторожно, чтобы не попасться никому на глаза, перебежали на соседнюю улицу.
Вдруг из-за угла дома на них налетела женщина, одёргивая подол платья. Лицо её было красным и распухшим, а декольте таким глубоким, что чудом держало пышное содержимое.
— Какие сладкие котята, ик! — дыша перегаром, преградила она дорогу путикам. — А не хотите?..
И тут дверь напротив открылась, выпуская шумную компанию, свет десятка свечей упал на Рихарда и Чиёна, и женщина с тоской протянула:
— Фу, подрастите, а потом приходите. И откуда тут детишки на улицах шлындрают? К мамке идите под юбку, малышня!
Женщина качнулась и устремилась к открытой двери. Чиён дёрнул оторопевшего Рихарда за рукав.
— Пойдём отсюда скорее. Тут слишком опасно.
И Феникс, как на буксире, потащился за спутником, вздрагивая от каждого прохожего и каждого шумного заведения. Чем дальше, тем сильнее пахло остро и солоно морем.
Серп набережной раскинулся от скал до туманного леса. Белокаменный маяк вдалеке слева расплёскивал на волны оранжевый свет. Огоньки свечей за мутными стёклами на крышах ближайших к морю домов позволяли и ночью сотням людей переносить тюки и ящики с кораблей под навесы и обратно. Толкотня и крики, обрывистые, командные, и не было никаких стычек и хмеля. Вся суета порта выглядела ритмичной, организованной, завораживающей.
Чиён указал на штабель досок. Рихард залез на них, стараясь опознать корабль Августа среди трёх больших. На одном из них реял тёмно-зелёный флаг с изображением дерева. На другом сразу три красных со шпилями и розой между ними. А вот третий, трепещущий в самой дали длинного пирса, был тот самый — бело-голубой в россыпи звёзд. Феникс устремился туда. Сонливость от дневного перехода как рукой сняло. Теперь все чувства были устремлены к ярко освещённой палубе дальнего корабля. Лавируя между грузчиков, ребята выскочили на пустой, продуваемый боковым ветром пирс. Сырые доски скрипели под ногами, и мальчик вспомнил мост над кипящей бездной. Здесь вода была неприветливо темна и несла ледяные осколки, и страх попасть в неё не уступал пережитому в пещере.
Обрывистые крики со всех трёх кораблей — и поднялись огромные паруса. Рихард ощутил, что время стремительно утекало сквозь пальцы. Сердце бешено стучало, а ноги несли вперёд наперекор мечущейся мысли: «Опоздал!».
Корабль королевства Прэстан качался на волнах вверх-вниз и, казалось, с каждым шагом всё сильнее. Судно будто ныряло на одном месте, а затем выпрыгивало, задрав нос, то ближе, то дальше. Фонари на палубе под надутыми белыми парусами болтало, то и дело их пересекали быстрые силуэты людей.
— А если нас заметят? — вдруг воскликнул Чиён и дёрнул Рихарда обратно.
— Я только спрошу! Жди здесь!
Он скинул руку Тени и припустил быстрее. Казалось, что корабль вот-вот отойдёт.
«Была не была», — решился Рихард и взлетел по широким мосткам. Что говорить и делать — всё вылетело из головы. Остались только азарт и лихое волнение.
— Эй, пацан, ты чей? — окликнул его кто-то сбоку.
Вторженец на миг остановился, но бросился влево, в черноту проёма в огромной палубной надстройке. «Если Лукреция здесь, то где-то внутри», — решил Рихард и, не раздумывая, вогнал широкий засов в пазы и привалился спиной к двери. В неё ломились, требовали немедленно выйти, угрожали открутить башку, посадить по самые гланды на какую-то грот-мачту и вздёрнуть на рее. И вдруг — крик: