Выбрать главу

Эньчцках и Кэньчцкху снизошли к жизни и осознали, что совсем она для них новая и непонятная. И приняли решение соединить её с природой, расселив по миру своих будущих детей.

— Они приручили зверей и птиц, но не всех, — сказала Эньчцках, поймала двух диких птиц и нарекла их первоптицами, дав своего света и сходства с уже имеющимся разумным видом: — Быть тебе покровителем свободных, неприручённых птиц. Живи под именем Феникс. А тебе имя — Сойка-Пересмешница. Ты будешь той, кто согревает души песнями, но не даётся в руки.

— Тогда я возьму птиц, что живут над водами, и нареку своим вторым именем, — молвил Кэньчцкху.

Он выследил большую белую птицу, что ныряла, ловила изогнутым клювом рыбу, подбрасывала и ела. Но когда темноликий поймал её, птица замертво упала в воду, лишь силуэт остался на поверхности. И это тёмное пятно Кэньчцкху поднял и отнёс на сушу, вдохнул жизнь и сказал:

— Ты будешь Тенью, живи в тенях в память о жизни, что была загублена ради твоего формирования.

Тень поклонилась своему господину и пропала, завидев на горизонте светлоликую.

— Мне жаль, что твой первенец начал столь печально, — покачала головой Эньчцках. — А я вот нашла вид, что создания наши также совсем не понимают, — и она показала на двух змей. — Эту, большую и хищную, я назову Ангуис. И быть ей покровительницей сильного племени, оберегающего воды и низины. А этого, слабого, назову Боа. Пусть защищает леса от истребления, — выпустила она двоих в мир, но они не спешили отдаляться, а нежились в живительном тепле.

— Тогда я дам жизнь ещё одному роду, — Кэньчцкху сгрёб льдину, дрейфующую в океане, на которой боролись медведь, олень и волк, сжал её, смешивая всё воедино, и выпустил в мир большое и крепкое создание, которому были не страшны мороз и тьма, и который ценил честность и силу превыше всего. — Я нарекаю тебя Энба. Будь милосердным и справедливым, ведь ты один из сильнейших.

Как бы ни было то удивительным, но именно Энба смог растопить ледяное сердце Ангуис, что жаждала лишь физического тепла и света. Но было ей с ним слишком холодно, а ему с ней слишком жарко, оттого, даже разойдясь по разным частям мира, они с нежностью вспоминали друг о друге.

Но пока все были заняты, хитрый Боа, от которого никто этого не ожидал, поймал Сойку, зажал её, задушил и пожрал, чем навлёк на себя гнев Эньчцках.

— Так будь же ты Боа-Пересмешником! — в сердцах воскликнула она, прогоняя своё теплолюбивое чадо.

— Не гневайся на него, — Кэньчцкху закружил Эньчцках в танце. — Забудь. Давай создадим нечто общее, что впитает все их силы: огонь птиц, воду змей, воздух теней и землю зверей. И пусть это новое научит жаждущих знаниям и таинствам мира. Пусть оно сможет заклинать стихии и создавать подвластные материи. И имя ему будет…

— Тщщщ, — Эньчцках прижалась губами к губам Кэньчцкху, — прошу, в этот раз без имён. Пусть же создание само выберет себе имя и племя.

— Пусть.

И в мир вышагнула фигура, что всё время менялась. И чтобы как-то укротить свою изменчивость, она создала безликую маску, кивнула на прощанье и исчезла.

— А я, пожалуй, — молвил Феникс, — останусь здесь, рядом с вами обоими, прародители. Я и так часть света, поэтому потеряюсь в нём. А в темноте меня хорошо видно, но я тогда ослеплю там всех. Моё место на границе.

— Даже не мечтай! — Тень вернулась и попыталась приблизиться к заносчивому Фениксу, но от света его стала таять. — Знай, — прошипела Тень, — я пойду по твоим стопам, Феникс! И настанет момент, когда я выживу тебя из своего мира.

— Ха, попробуй! — Феникс раскинул огненные крылья и взлетел.

— Они слишком вольные, — покачала головой Эньчцках. — Но пока что я устала. Оставляю этому миру свой свет, а сама вздремну до поры, до времени, — и она воспарила в черноту космоса, укрылась небытиём, пряча от всех свой свет, обретая понемногу массу и форму.

— Я буду следить за верным следованием дня и ночи, — пообещал Кэньчцкху, распадаясь на тёмные звёзды, отражающие свет Солнца.

Глава 9

Жители деревни Феникса

Отец не выходил из домика деда ещё долго. А когда наконец появился, выглядел очень сонным и рассеянным. Время приближалось к полудню. Рихард, задремавший было под скалами инициации, вскочил, едва услышал шаги. Мальчику не терпелось, как и обещано, вернуться в город, чтобы успеть к дневному представлению заезжего театра. Но, увидев состояние Нолана, он выдохнул и сказал себе: «Они ещё тут задержатся. Я успею посмотреть».