Мальчик чихнул и повернулся к Райке. Она стояла почти вплотную.
— Наверное. Только, думаю, надо поесть перед тем, как пойти посмотреть, — осторожно ответил он и втянул голову в плечи, вспомнив, что по слухам женщина иногда выкручивала уши нерадивым ученикам. Мальчик скользнул в сторону, к столу, стоящему возле колонны, будто хотел спрятаться за ней, чтобы не нарваться на взбучку, чувствуя между лопаток цепкий взгляд.
Райка молча прошла мимо, сняла с полотенца тарелку, вытерла другим, поставила на стол. Отодвинула заслонку печи, достала, не боясь обжечься, подкопчённую железную кастрюлю. Дно её скрежетнуло по бортику столешницы, и женщина, поморщившись, обернулась к ряду черпаков, шумовок и хваталок, висящих на длинной доске. Было не принято спрашивать, что приготовили: все ели то, что давали. Но Рихард пообещал себе: «Если там суп, уйду сразу! Вот буду ходить голодным и всё тут! Суп — это ведь для детей, а я уже взрослый, раз прошёл инициацию! Вот так!». Но Райка широкими деревянными щипцами выудила несколько маленьких пирожков, пару отварных картофелин и запечённое в капустном листе яйцо.
— Питайся, птенчик, набирайся сил, — глядя поверх головы мальчика, произнесла она.
Полная тарелка опустилась на стол, рядом — кружка с чуть тёплым морсом из зимних ягод. Он переливался багрянцем — это что-то напомнило мальчику, зыбкое, неуловимое, пугающее и интересное одновременно, но вот что именно осталось загадкой. Рихард поёрзал на стуле, с силой потёр лоб и принялся за еду, отбросив лишние мысли. Райка села на перила террасы, отхлёбывая из глиняной чашки, повернувшись в сторону тропы к Каменному углу.
— Можно вопрос?
— А чего нельзя? — Женщина скрестила длинные ноги, обернулась через плечо.
— Ты никогда не хотела детей? Не жалеешь, что прошла обычную инициацию?
Лукавое пламя потухло за прикрытыми веками. Райка медленно и глубоко задышала, отвернулась. Правая рука с чашкой медленно опустилась вдоль подрагивающей левой, узор из перьев на которой был крупным и неравномерным, но не лишённым особой красоты.
— Странный вопрос для маленького птенчика… Может быть, иногда, — голос Райки был сухим и спокойным. — Ты же знаешь, что моя сестра в Доме Матерей, а я и её муж Альх воспитываем их сына? Знаешь, птенчик, я бы, наверное, не променяла свободу передвижения на размеренную и закрытую жизнь под крылом смотрительницы. Но иногда я вижу сны, где Альмер — мой сын, а не сестры, — и что мы с ним отправляемся в путешествие на своих крыльях. А ему ведь инициация только предстоит. И он станет хорошим Фениксом, если не убоится, как сынок Гарга. Бедный птенчик… — Райка прокашлялась, достала жестяную коробочку, из неё сигарету, покатала в пальцах и со вздохом положила обратно.
— Прости… — Рихард был растерян, не знал, что сказать.
Он уже пожалел, что спросил. Ох уж эти неуловимые мысли и болтливый язык! Стоило вспомнить про Каменный угол, как заговорили про Дом Матерей и Гарга, и сразу на ум пришли слова Олли, что она не променяла бы способ овладения своей силой ни на какой другой. Пирожок с ягодами встал комом в горле. Мальчик торопливо запил и закашлялся, запрокинул голову, когда морс пошёл носом. Райка, чуть повысив голос, заговорила:
— Да ну, птенчик, не стоит извиняться. Просто у нас стало меньше работы из-за постройки сталеплавильных печей в городе, огонь в которых не надо поддерживать только нашими силами. А от этого вынужденного безделья появляется слишком много свободного времени на раздумья, на грызню с собой и другими… Не уверена, что ты можешь понять… Возможно, вскоре нам придётся уйти из этих мест, оставив только минимум людей для сообщения Дома Матерей и города. Всё-таки виноградники их кормят деревню, а остальные будто и не нужны, — Райка скрипнула зубами, с тихой злостью добавила: — Фениксы потихоньку собираются покинуть насиженные гнёзда. Ты не знал? — она обернулась.
Рихард от её внезапного обжигающего взгляда вновь закашлялся. Разговор стал колючим и неприятным. Захотелось сбежать. Из носа на стол брызнул морс, красная капля попала на капустный лист, потекла по прожилкам, и в памяти вдруг возник вчерашний несчастный воришка, который исторгал из себя куски еды. И отец — как он мог! — заступился за негодяя, откупился непонятными объяснениями по дороге домой. Кубик — точно! Рихард вспомнил, что тот жёлтый кубик он подобрал там же. От предчувствия чего-то неизвестного и страшного началась икота, зашевелились волосы на затылке. Вцепившись в край стола, мальчик уставился в тарелку. Всё в голове смешалось. Райка хмыкнула и прошла к тазу с водой, опустила в него свою чашку. Мальчик проводил её взглядом. От перескочивших мыслей он потерял нить разговора.