— Ты, если поел, может, пойдёшь? Я очень устала, хоть вздремну немного. И, будь добр, ни слова Нолану и остальным. Пусть этот разговор останется нашей маленькой тайной, — женщина не смотрела на него, до скрипа намывая посуду.
— Да, конечно, — Рихард залпом допил морс, схватил картофелину и бросился к выходу.
— Птенчик, — окликнула его на ступенях Райка, — и оденься нормально, как пойдёшь в Каменный угол, а то тебя не поймут, если увидят в этом.
Рихард фыркнул и торопливо зашлёпал подошвами разношенных сапожек в сторону дома, где было всё понятно, безопасно, без странных вопросов и ответов. Теперь у мальчика, кажется, появилась ещё одна причина вернуться в Лагенфорд: посмотреть, на что променял город древнее племя.
Деревня была непривычно пуста. Видимо, жители отсыпались после ночного рейда. Только на тропе, ведущей к источнику, несколько женщин с детьми о чём-то негромко переговаривались. Да неподалёку на крыльце общественной бани сидел парень, прошедший инициацию три года назад, который всё набивался в ученики к дяде Рихарда. Банщик дремал, скрестив на груди руки, поджав под себя ноги и опустив на глаза поля вязаной панамы. Будто почуяв взгляд мальчика, он приподнял голову, просипел:
— Баня будет вечером. Тогда и приходи. Безумная ночка. — И уснул обратно, поёрзав спиной по деревянной двери строения.
Рихард только качнул головой, заглотил картошку, слизал крошки с пальцев, вытер руки о длинную рубашку, и пошёл дальше. Он не любил воду. Отец рассказывал, что раньше загнать сына в баню было целым представлением, но после одного случая стало легче. Тогда безуспешные попытки подружиться с одним мальчиком кончились дракой, и Рихарду пришлось долго смывать с себя землю и кровь под взволнованным взглядом Нолана.
Впереди послышались грубые громкие голоса и смех. Из-за дома в конце улицы вышли трое. В центре — глава деревни, Гурджег — пожилой, но бодрый и крепкий мужчина с белой бородой до ремня штанов, заплетённой во множество косичек. По бокам — двое его сыновей: высокий, широкоплечий Маджер и низкий, рыхлый, с плутоватым взглядом Симон. На руках у всех троих были краги из толстой кожи в ремешках и клёпках; вместо обычных коротких жилетов главенствующая семья деревни носила белоснежные рубашки без рукавов и с высоко поднятыми воротниками. Говорили, так сейчас принято у знати в городе. Поверх рубашек — длинные, до колен, жилеты с капюшонами и крупными пуговицами с выжженными на них узорами огня. Только штаны и сапоги ничем не отличались от тех, что носили простые Фениксы.
Рихард сделал шаг в сторону, уступая дорогу. Троица стремительно приближалась.
— Как дела, птенчик? — Гурджег заметил Рихарда, усмехнулся, оглядев мальчика с головы до ног.
— Спасибо, не жалуюсь, — тот кивнул, надеясь, что никто не заметит стыдливо вспыхнувших щёк. Всё-таки было дурацкой идеей бродить по деревне в отцовой рубахе, особенно теперь, когда можно одеваться как все, прошедшие инициацию.
— Вчера к Олли ходил⁈ — неприветливо спросил глава деревни, — Как там моя дочурка поживает под крылом этой старой грымзы?
— Спасибо, всё хорошо, — стараясь удержать тон ровным, пробубнил Рихард и отступил ещё дальше с дороги.
Мальчик, хоть и знал, но признавать не желал, что Гуджег его дед. Такой же, как и Педро. Но если второго Рихард обожал, то главу деревни — нет, и даже побаивался. Совершенно чужой человек, смотрящий свысока, никогда не снисходящий до простых домашних бесед.
Рихард опустил взгляд к пыльной дороге, мысленно взывая к Фениксу, чтобы главенствующая тройка наконец-то пошла по своим делам. Но древний бог будто смеялся над ним.
— Малец, тебе если помощь нужна, тренировки там или ещё чего, заходи, не стесняйся, — Маджер сбавил шаг, глядя сверху вниз на племянника.
Солнце отсвечивало от лысой головы, капюшон спускался по плечам, открывая едва сходящийся на мускулистой шее воротник рубашки. Дядю Маджера, который раньше часто играл с Рихардом, тот уважал, а вот его брата, дядю Симона, недолюбливал, хотя причины назвать не мог.
— Спа… — начал Рихард.
— Не спасибкай мне тут! Вы идите, я догоню, — рыкнул здоровяк вслед удаляющимся главе и брату, сел на корточки, всё равно оказавшись чуть выше Рихарда, заглянул в глаза.
Ресниц и бровей у Маджера не было. Взглянув мельком, мальчик уставился на мощные руки дяди. Перья на видимом участке, вырезанные крупно и грубо, отражали характер мужчины. Того считали одним из самых одарённых Фениксов деревни, уважали и боялись его. Но говорили, что он очень жесток, хотя Рихард старался слухам не верить, ведь с ним дядя всегда обходился хорошо.