— Сейчас я расскажу тебе о призыве. Слушай внимательно! Смотри на меня. — Настойчивость юной княжны смущала, хотя и была приятна.
— Может, лучше сходим к дедушке, когда вы волка своего заберёте? — опасаясь неизвестного, предложил мальчик.
— Нет же! — Ирнис клацнула зубами. — Мы забираем волчка и уходим! У меня нет сегодня времени возвращаться в ваше убежище. Надо ещё стаю собрать, если остальные их уже не нашли.
— Слушай, а чего этот волк такой маленький?
— Серенький не маленький! — возмутилась Ирнис. — Это таба большой. А когда волчков много, их мало кто остановит.
— А мы смогли! — показал мальчик кончик языка, княжна оскалилась.
— Хватит болтать! Ты либо учишься, либо остаёшься невежественным анитцаком!
— Птенцом? — припомнил Рихард слова Азару. Неприятные слова.
— Ха! Обнаружены зачатки разума — а ты не такой безнадёжный, как прикидываешься. Так, — пресекла Ирнис рвущуюся у мальчика ответную колкость, — покажи мне свой соул-тангар. Где на твоём теле живёт Феникс?
— Может, это? — Рихард заметил, что на изрезанные перьями левые руки других Фениксов Ирнис не обращала внимания. Но вздохнул и задрал к плечу край короткого плаща без рукавов, обнажая перьевидный узор.
— Ох! — княжна вздрогнула и оглянулась на остальных. — Так вот оно что! Это и есть ваша жертва ради получения силы?
Рихард кивнул. Девочка закусила губу, осматривая вытянутую руку, не касаясь.
— Вы — сумасшедшие… — прошептала Ирнис. — Жертвенные анитцак — так себя резать.
— Откуда знаешь, что сами? — удивился Рихард.
— У меня есть глаза! Я вижу, что шрамы со стороны спины у всех заворачиваются вперёд и к телу, а не идут прямо, как со стороны живота. Значит, резали сами. Не отвлекай!
Она коснулась его руки, перевернула ладонью вверх, провела по контуру пера, вырезанного у основания большого пальца. Прикосновение оказалось прохладным, приятным и щекотливым. Рихард на секунду зажмурился от удовольствия.
— Это место будет моим! — Ирнис прижалась к перу на его ладони губами. А мальчик едва не упал, так резко жар и кровь бросились в голову, а потом внезапно отхлынули.
— Что?.. Это обязательно? — промямлил он, почти молясь, чтобы никто не оглянулся на них.
— Заткнись и повторяй за мной! — Княжна фыркнула, отодвинулась, но руку не отпустила. — Это место на моём теле я завещаю Ирнис. Повторяй и смотри на меня!
Рихард повторил, хотя язык ворочался с трудом, а что-то внутри него, странное, но очень приятное, туманило мысли.
— И каждый раз, как я её позову, она должна будет явиться, — Ирнис дождалась, пока он проговорит вторую часть фразы и тихо, прикрыв глаза, предупредила: — Если будешь призывать меня слишком часто или по пустякам, я оторву тебе голову и скормлю волчкам.
— Я понял.
Она отпустила, а Рихарду от этого стало немного грустно, да и не почувствовал он ничего магического, только горел влажный поцелуй, да чуть покалывало внутри контура пера. «И теперь руку не мыть до конца жизни», — вспомнил мальчик байку Азару. Княжна, щуря жёлтые глаза, добавила:
— Когда захочешь призвать меня, накрой это место другой ладонью и скажи: «Ирнис, ты мне нужна», — и я приду. Так же ты можешь других призывать, только привязывай их на свободные участки кожи на этой руке.
— К другим перьям? По одному человеку на каждое перо? — заинтересовался Рихард.
— Вы это называете перьями? — Ирнис скользнула пальцем по шраму-контуру от плеча до «своего места», а мальчик постарался дышать ровно. — Сколько их у тебя?
— Ровно сотня! — горделиво сказал он.
— Ну вот, привяжешь к себе нужных, и будешь «Рихард Феникс и сотня друзей».
— Чёрная сотня…
В горле у Феникса вдруг пересохло, шрамы ожгло ярым огнём, а внутри головы будто что-то взорвалось. Сон-видение или что это было там, на скале инициации, где он говорил с собой и прозревал…
Он падал во тьму. Бесконечную тьму страха и боли…
— Ты! Эй!
Хлёсткая пощёчина.
Голова откинулась вбок и назад, макушка упёрлась в стылый камень — Рихард сползал по стене, не чувствуя ног. Земля приняла его, твёрдо, надёжно, холодом возвращая в реальность из яростных грёз. И думать о них сейчас было не время. Открыв глаза, мальчик увидел овал синеющего неба в обрамлении скал и жизнелюбивых деревьев на их отвесных склонах. Наваждение пропало, но фрагменты его зацепились за память