— Вот что я тебе скажу: променять работу, для которой ты создан, — дело не правое! Но — личное. И я тебя уважаю за это — за умение выбирать семью и дом. Не то что я, — Урмё рассмеялся, хлопая себя по бокам ладонями, а потом резко обернулся к ребятам. — Который из них твой? А, вижу, — он неожиданно пристально посмотрел на Рихарда, будто видел его насквозь. — Похож! А глаза-то мамкины. Эх, хороший парнишка! Давай его к нам!
— Не-не, нервная работёнка, да и он ещё не определился, кем хочет стать, — Нолан пошёл вперёд, а Урмё вытанцовывал рядом, широко улыбаясь.
— Сколько ж эта дорога тебя не видела? Лет тринадцать? — Человечек щелчком сбил кепку на макушку, обвёл широким жестом и сине-голубые плитки, и серые стены над ними, и будто бы весь мир.
— Шесть. Всего шесть. Когда я сдавал значок. А до этого семь.
Нолан поманил ребят, чтобы те не отставали, но оба и так чуть ли не наступали на пятки взрослым, ловя каждое слово. Рихард напрягся: отец никогда не говорил о своей работе. И мальчик был уверен, что тот всегда был занят на полях в предгорье, а пока не построили сталеплавильный завод, в городских кузницах. Даже в мыслях не было расспрашивать, чем жил отец до появления сына на свет. А тут вдруг всплыла какая-то работа, да к тому же и нервная — было о чём разузнать.
— Ишь, какой жук! — погрозил пальцем Урмё, вновь заливаясь смехом. — Был, а к бывшему напарнику даже не заглянул. А я всё хотел к тебе наведаться. Да столько дел, столько забот! То одно, то второе, то сейчас ещё вот это, — он махнул в сторону, где вдалеке, за домами, над цехами поднимался дым. — Мы уже всю голову сломали. И знаешь, на кого все косят? На вас! А я им так и говорю: «Господа Тени, разуйте глаза! Фениксы — последние, кто пойдут на убийство!». А они мне: «Да что ты знаешь? Им же выгодно, чтобы их к работе вернули!» А я им: «Да ваши трупы прямо в сталь упали! Фениксы те ещё дотошные мастера! У них сталь чистейшая! Даже ваши лекарские кабинеты грязнее, чем фениксова сталь!». Нет, ну ты представь: не верят, хоть ты тресни! Ну до чего упёртые бараны!
— Я бы на их месте тоже не поверил. — Нолан хлопнул Урмё по плечу. — Друг, нас на аудиенцию вызвали. Мы пойдём вперёд.
— Так и меня тоже! — Живчик перехватил руку старшего Феникса, потряс. — Ты представляешь, мы только взяли целую повозку, до верху забитую никшеком и кокке, как пришло сообщение, что весь наш сыскной отдел требуют в мэрию! Паразиты! Вот слов нет, какие паразиты! Мы ж этих голубчиков дней двадцать выслеживали, вели их аж от самого Пестролеса, всё красиво сделали, уже тёпленькие были — подходи и бери. А тут это! Пришлось на Теней всё скидывать. Не, так-то Тени не плохие ребята, вот только вечно до самых печёнок пролезут, чтобы узнать, кто, где, почему. Я им говорю, что деликатнее надо, по-человечески, а они… Ой… Тут же дети. Ну что, ты разве забыл, как Тени работают? Хрясь! И всё!
— Да помню я, — вздохнул Нолан.
Вчетвером они дошли до конца синей дороги и упёрлись в ворота в высокой изящной ограде, перед ними под треугольным тёмным карнизом стоял страж. Урмё что-то показал, и их пропустили. А дальше, до белокаменного здания мэрии с двумя башнями по краям, раскинулся широкий сад. Десятки тропинок разбегались во все стороны, огибая массивы цветущих фруктовых деревьев и клумбы с переливающимся радужным мхом. То тут, то там били небольшие фонтаны со скульптурами обнажённых людей в причудливых позах. На перекрёстках стояли низкие гипсовые тумбы, на каждой — по золотой клетке, в которых пели пёстрые птички. Закончив выводить рулады, они спархивали к кормушкам и поилкам, стоящим на дне светлиц.
Рихард остановился у одной из клеток, поцокал, подзывая птичку, но та забилась на самую дальнюю жёрдочку. Бэн подошёл и сунул палец между прутьев, пёстрая певичка тут же уселась на него, надулась, распушила перья и завела звонкую трель, которую тут же подхватили остальные. Феникс завистливо покосился на паренька.
— Не отставайте! — прикрикнул Нолан, и ребята бросились догонять.
У больших двустворчатых дверей под широким портиком, который держали четыре каменные фигуры, стояли двое стражей. По серой форме и неуловимым чертам лица Рихард понял, что это Тени. И снова в душе появился гаденький страх. Возникло ощущение из детства, когда мальчик едва не вступил в гадючье гнездо: казалось, сделай шаг внутрь здания, и в тело вопьются ядовитые зубы.
— Нам назначена аудиенция, — сухо сказал Нолан.