— Да-а, ко мне прислушались на суде. Не казнили, как вы надеялись…
Урмё одними губами сказал «Нет!», когда Нолан взглянул на него, думая «Да!».
— Меня отправили на двадцать лет на плавучий остров-тюрьму «Жжёная дева». Слышали об этом весёленьком местечке, сладкие? Там было много бешеных сук, которые дрались до смерти за территорию, за кусок лепёшки и просто чтобы убить время или друг друга. Убийства не возбранялись, нет! И тогда появились рога, да-а… Было весело… Хорошая школа… Врагу не пожелаешь… А два года назад моё ученичество кончилось, и я вернулась как раз к рождению внука. Сюда, мои любимые, к вам.
Урмё присвистнул. Нолан отпустил руку женщины, размял затёкшие пальцы, не желая больше её трогать.
— Прости, мой сладкий, — взглянула метис на него, — я вчера тебя не узнала. Если бы узнала, поприветствовала бы иначе, как следует.
Урмё дважды сжал указательный палец Феникса, это у них означало «Что именно?». Нолан отпустил его руку, пожал левым плечом — «Позже расскажу». Система знаков, выработанная во время работы, привычная и простая, — Шермида усмехнулась, легко читая их, поднесла большой палец к губам, покачала — «Тайна». Мужчины вспомнили, что придумали этот секретный язык с ней втроём, и каждый затаился в себе.
— Я могла бы осесть у сына в городе Заккервир, но я очень-очень хотела вас, мальчики, снова увидеть, поэтому и прибыла в Лагенфорд. — Женщина застегнула куртку под горло, заглянула в пустые кружки, вздохнула. — Два года я приходила сюда, в наше место, на закате почти каждого дня, надеясь вас встретить. А сегодня прочитала в газете про вчерашний суд и поняла, что это мой шанс. Нолан, дорогой, если хочешь, я пригляжу за твоим малышом во время изгнания. Я буду к нему очень внимательной…
Пропасть разверзлась под Фениксом, обвал, раскалённая лава. Он падал туда бесконечно долго, хватая ртом воздух, обливаясь потом, мысленно от ужаса вопя.
— Нет! Не смей, Шермида! — рявкнул Нолан, придя в себя.
— Пути странников неисповедимы, любимый. Знал бы ты, какие дороги иногда подкладывает под ноги судьба, не у всякой хозяйки борделя найдутся такие гибкие девочки, как эти дороги… Но у тебя ещё целых шесть дней, чтобы хорошенько подумать. И я совсем не прочь тебе помочь, сладкий…
— Шермида, не доводи до греха.
— Не рычи на меня, пока ты одет, хорошо, любовь моя пламенеющая⁈
Он отвернулся и засопел. Но ужас и злость помогли прогнать чары. Или не чары, а то, болезненное, приторное чувство, от которого горело нутро. Шермида пожала плечами и повернулась к Урмё.
— А твоя подопечная уже выбрала путь, котёнок?
— Да, тебе разве это интересно?
— Конечно, любовь моя. Ведь ты знаешь, как я ревнива, а та преступница, хоть и мала годами, но всё же девушка.
— Ты за кого меня принимаешь, Шермида?
— Не-а, вопрос не в том «За кого?», а «Сколько?» и «Как?», но я отвечу тебе на них явно не здесь. Слишком много людей, понимаешь, мой сладкий?
Шермида провела кончиком языка по губам, Урмё медленно склонился к ней, жадно смотря, не мигая. Губы встретились, мужчина вскрикнул.
— Не люблю, когда ты кусаешься, — буркнул Урмё, но глаза горели желаньем.
— А я не люблю, когда меня не хотят, мой сладкий, удовлетворить ответом на вопрос. Ну же, так что ты сделал с этой девчонкой? Ведь ты должен был её охранять, не отходить ни на шаг. Разве не так? М-м⁈
— Прошу, Шермида, не надумывай лишнего! — Урмё поднял ладони вверх, будто пойманный на горячем. — Я этой ночью отвёз её на тракт северный — и только-то! Она сама попросила! Оттуда же рыбаки ездят в портовый город за уловом. Видимо, девочка выбрала свой маршрут… — Мужчина нахмурился на мгновение и пожал плечами, добавил: — Там, кстати, кораблик того принца стоит. Может, она решила принять его приглашение? Но это уже не моё дело.
Нолан кивнул. Да, друг сделал всё верно: исполнил приказ, сопроводив осуждённую туда, куда захотела, что там с ней дальше случится — проблема не его. А то, как это отразится на репутации принца в глазах Теней, действительно, не собравшихся здесь ума дело.
— Ладно, мальчики, с вами хорошо, но мне уже пора, — Шермида легонько коснулась губами щёк обоих мужчин и ушла, качая бёдрами, гордо склонив голову в дверях, чтобы не задеть притолоку золочёными рогами.
— Нам, наверное, тоже пора, — Урмё отвернулся, прокашлялся.
— Да, верно. Мне надо к сыну… — начал Нолан, осёкся и посмотрел на друга. — Прости, что вчера сказал…
— Не извиняйся, я всё понимаю. Былое… Мёртвых уже не вернуть, и надо жить дальше без них. Пойдём, мой драгоценный, единственный друг, тебе надо к сыну.
Они попрощались со старичком-владельцем и вышли в промозглый весенний дождь.