Его заметили. Два арбалета сработали разом. Болт Чернозубого скрылся в траве. Болт Корвуса на треть вошёл разбойнику в глаз. И кольцо развернулось, ощетинившись сталью. За их спинами разглядел красную горбатую куртку и торчащие ноги. Подумать не успел, как трескнули выстрелы. Мимо. Один болт ободрал левый, и без того израненный висок.
Вино всё же дало в голову. Корвус с бешеным воплем рванул на врагов, размахивая арбалетом как дубиной, молотил направо-налево, пропускал удары, чтоб сблизиться, вырвать кадык, свернуть шею, выломать челюсть, брюхо вспороть. Стальная дуга арбалета рвала плоть, как дикая тварь. Удары сыпались градом. Он потерял сознание стоя, но тут же очнулся. Тычок под рёбра. Благо, кулак, а не нож. Согнулся, хватая ртом воздух. Напоролся лицом на чьё-то колено. Был отброшен назад. И трое оставшихся накинулись сверху.
Огонь!
Жаркое пламя опалило ресницы и брови. Завоняло жареным мясом. Заорали три глотки и тут же затихли. Корвус с трудом поднял голову из вязкой грязи и пепла.
Мару.
Он стоял неподалёку, с виноватой улыбкой зажимая кровящий бок. Множество косичек вокруг головы парили в воздухе. Огонь охватывал их, будто фитиль на факеле. Не палил. Сочно-оранжевое пламя поднималось вверх, загибалось, обводило контуром плечи. Слишком узкие плечи.
Огонь замерцал и померк.
Корвус вытянул шарф из кармана, закрыл им лицо, вдыхая, — миг — и вскочил, подхватил Мару на руки, прижал, опустился. Не веря глазам, провёл ладонью по тёмной коже лица, по закрытым векам, лишь за ними ещё билось пламя, по длинным ресницам, по шее, которую всегда скрывал яркий шарф. По шее, на которой не было кадыка.
Выдохнул, шлёпнул себя по лицу и отодвинул маленькую ладошку, зажимавшую бок. Рана была неглубокой. Её края лизали язычки огня, переплетались между собой, наращивая вырванные мясо и кожу. Буквально на глазах всё стало ровным и гладким. Корвус заметил, что три слоя кофт разрезаны почти наполовину, будто кто-то пытался перерубить Мару клинком. А ведь здесь были лишь арбалеты.
Холодный пот прошёл по спине. Враги не закончились. Затаились где-то.
Странно, но Хойхо прекратил орать. Тишина давила на Корвуса. Он заозирался, прижимая к груди Мару, вслушиваясь в лес, не дыша. И вдруг раздалось ржание Буруна, лязг подков по железу. Чей-то отчаянный вопль. И вновь опустились копыта. Корвус с наслаждением вслушался в звук раскалывающегося черепа. Тяжело грохнулось тело, звякнула сталь о дорогу.
— Бурун!
Умный жеребец просунул голову в кусты. Был неподалёку, шагах в десяти. Огляделся и фыркнул, мол, бросил ты меня, нерадивый хозяин, не стыдно⁈
— Хороший мальчик, — похвалил Корвус и встал, подхватив Мару под колени и плечи как ещё недавно та женщина на боях. Поднял. — Какой же ты лёгкий… — закусил до крови губу, облизнул и поправил себя: — Лёгкая.
Тавир
Багриан качнул головой и вернулся к разговору с владыкой, и тот вскоре потерял интерес к Фениксу.
— Они говорили о тебе, — почти не открывая рта, произнёс Тахиб. И следующими словами завоевал всё оставшееся доверие мальчика: — Эта жирная жаба спросила, если наш господин приплыл с севера, то наверняка прихватил ему подарок в коллекцию. Уж очень он хочет завести себе Феникса, раз уж местные перевелись. И спросил, не ты ли тот подарок. Наш господин ответил, что нет, что ты его личный паж. Будь осторожней.
Тавир опустил ресницы, чтобы не выдать кивком головы услышанное. На сердце потеплело. Ненависть к принцу Багриану остыла. И тут же пришёл ужас. А что если бы тот сказал «да»? Тогда бы юный Феникс наверняка получил свою клетку на ферме и жил бы там… Существовал. А с него, в отличие от Боа, даже нечего взять. Но ведь принц не выдал его. Не выдал? Мальчик захлопал глазами, взглянул на владыку. Тот что-то обсуждал со жрущим бородачом, юноша напротив иногда их перебивал, и все трое смеялись. На Тавира никто не смотрел.
Удивительно, но ему полегчало. Вернулся аппетит. И фрукты внезапно стали манящими. А мясо, судя по форме, принадлежало совсем небольшой птице и на вкус было куриным. Тавир старался не вспоминать единственный любимый урок дома, историю, где говорилось о том, как меняются тела Детей Богов после смерти. Хотя мысли были быстрее намерений, он вспомнил, что Боа обращаются в птиц, но довольно больших. У них точно было что-то от змей, но мальчик уверил себя, что ест всё-таки курицу. Понимал, что с «жирной жабы» станется использовать рабов с фермы на полную. Но, казалось, не в этот раз. Да и принц, довольно улыбаясь, смело пробовал то одно блюдо, то другое, смаковал вино.