По палубе, вдоль высокого борта, под плеск бескрайнего с прозеленью моря и любопытные взгляды встречных Тавир прошёл под конвоем в конец надстроек. Там была лестница, укрытая хоть и вытоптанным в середине, но всё ещё красным, длинноворсовым по краям, ковром. Палач, держа потухший фонарь, открыл перед Фениксом дверь наверху лестницы и, казалось, едва удержался, чтобы не дать пинка — так красноречиво поднялась нога с острым коленом.
Тавир прошмыгнул внутрь. Небольшой коридор в три двери заполнял свет через витраж в скошенном потолке. Палач, обойдя мальчика, остановился у средней с массивными стальными ручками и кольцом по центру, оправил на себе форму и дважды постучал. В ответ раздалось приглушённое, на привычном языке: «Входите».
В кабинете царил стол. Большой и массивный, почти от стены до стены, с аркой фонарей над ним и колоннами бумаг в деревянных и стальных скобах, прикрученных к столешнице. Чернильницы и перья, как солдаты, выстроились в ряд по переднему краю, занимая небольшие углубления в полированном до блеска дереве. Кончики перьев направлены на дверь, как копья стражей. Стены багряно-чёрные, будто из бархата, поглощали свет, выделяя лакированный стол. А за ним, в обрамлении фонарей и бликов от них, сидел мужчина.
Тавир уже видел его тогда, в Макавари, на пирсе. Узнал по шапке, лежащей с краю стола. Точнее, по металлическому подобию короны, что будто половина клетки для певчей птицы опутывала чёрный мех. Именно этот человек отчитывал двух гвардейцев. Он и тогда выглядел довольно внушительным, а уж теперь…
Мужчина поднял руки и снял расшитый золотом капюшон. Будто кровь широкими струями полилась с его головы. Сердце Тавира застучало быстрее, он знал, что бывают люди с такими волосами, но не верил. Чистый багрянец истекал гладкими прядями.
— Поклонись, — прошипел в ухо палач.
Тавир переломился в поясе, с трудом заставив себя отвести взгляд.
Не было ни страха, ни уважения к мэру Лагенфорда и главе Триединства Энба — прошлым целям Феникса. Но этот человек вызывал бурю чувств: восторг и ужас, желание смотреть на него и бежать прочь, нарушить приказ леди Филиппы и исполнить его с особым тщанием. Только в древних легендах и редких слухах, будто выдумках, было сказано о людях с красными волосами.
Были муж-Солнце и мать-земля, которая зовётся Гэньшти-Кхаса. Были у Солнца дети: Кэньчцкху и Эньчцках. От них пошли другие дети, давшие начало племенам, которые живут на планете уже полторы тысячи лет: Фениксы, Тени, Чародеи, Энба, Ангуис, Боа-Пересмешники и сгинувшая до создания своего рода Сойка. И у Гэньшти-Кхаса были свои дети: истинные люди, кои заселили землю повсеместно, великаны, что остались лишь в сказках, и кровь земли — аловолосое племя.
И они, как говорили древние легенды, появились из жерла вулкана Штрехнан, вышли, облачённые в лавовые наряды, и пламя, исторгнутое сердцем земли, застыло на их волосах. И прошло много лет, как взрыв того же вулкана прогнал это племя с насиженных предгорий далеко на юг. И там они основали королевство Радонас, закрытое для чужаков, но, по слухам, прекрасное и величественное.
Говорили, что багряный цвет волос остался лишь у королевской династии, и лишь люди, имеющие его, могут претендовать на престол Радонаса. И ещё говорили, что полторы сотни лет назад без малого сбежал из родного дома принц Цевер и оставил на чужбине потомков, которые намерены захватить всю власть горного королевства. Оттого и ищут их повсюду и не могут найти.
Тавир знал эту историю, ведь собирал по крупицам слухи и легенды с раннего детства, когда страстно мечтал быть просто человеком, а не Фениксом. Он трепетно лелеял в себе надежду однажды оказаться в тех краях и увидеть хотя бы мельком человека с алыми волосами. И теперь такой сидел прямо перед ним.
Мужчина поднялся, оказавшись ростом, наверное, с главу Фениксов Гурджега, высок и широк в плечах, крепко сложен, но не без изящества. Он давлел над вошедшими статью и неукротимой силой. И Тавир ощутил, как колени подогнулись, руки мелко задрожали, в горле застрял ком. Палач рядом не выдержал взгляда тёмных глаз и опустил голову. В наступившей тишине раздался голос:
— Я — принц Багриан Великолепный, второй сын Ран-Кармса, короля Радонасского! Назовись, чужак.
Речь его была чистой, а голос глубокий с хрипотцой. Так рычит зверь, предвкушая добычу. Принц Багриан опустился на место. Палач пихнул мальчика. Тот сделал полшага вперёд и начал отвечать, сбился, начал снова: