— Дальше! — потребовал Урмё, споро записывая слова умельца.
Люди за столами даже не взглянули на вошедших. То и дело они отрывались от исследований, вскакивали, бросались к картотекам, выдёргивали из тарахтящих ящиков клочки бумажек и, как птички, несущие червячков птенцам в клювах, вновь ныряли в работу.
— Земля. Кто-то изводил на неё настой кокке. Там и земли никакой не осталось. Кокке спрессовал и разъел её, заменив части своими кристаллизованными элементами. Только цвет перенял. Подробности?
Урмё мотнул головой. Умелец всплеснул пухлыми ручками, резко выдохнул, видимо расстроенный, что высокое начальство не оценило проделанной работы, и затараторил дальше:
— Такой кристаллизации надо лет пять, если каждый день поливать.
— Не больше? Не меньше? — строго спросил Урмё.
Умелец фыркнул.
— Ровно! Отчёт есть, предоставлю. Там детали. — Он отбежал, дёрнул нижний ящик картотеки, один из самых широких, крякнув, выудил толстую пачку исписанной бумаги, грохнул о стол. — А вы не первый у нас с такой землёй. Настой кокке прописывают при тревожностях. Да только в неразбавленном виде, как у вас, он сводит людей с ума.
— А не людей, Детей богов?
— Кого угодно, кроме, естественно, Ангуис и Боа. Вот, полюбуйтесь, — он перебрал несколько первых листов, но тут же недовольно скривился, когда Урмё отмахнулся. — Модное это средство отравления. Вином не пои, а дай кому-нибудь кокке неразбавленный. Завещания править, испив его, самое удачное для бессовестной родни. У нас, в Лагенфорде-то, под запретом, а всё равно добывают, везут откуда-то. Занялись бы вы этим, господа детективы.
Нолан увидел на одном из дальних столов разложенные кости, те самые, из сундука, поморщился. Но сегодня их вид не причинил боли, как тогда. Вероятно, общение с Шермидой и двенадцатым советником сбило восприятие, да и без костей отовсюду — из ящиков, со столов, из чуланов — тянуло скверным, неестественным, мрачным. Проследив за взглядом Феникса, умелец пылко заговорил:
— Да-да, косточки ваши. Женские скелеты. Старшей было двадцать пять, младшей, поновее который, двадцать. У первой при жизни была болезнь «придворных собачек». Что это? Когда в холоде полуголыми ходят, или в неудобной одежде и обуви. Кости от этого вспучиваются. Не в первый раз у нас такое: почти все танцовщицы и фрейлины так или иначе поражены этим недугом. Жить не хотят: то корсеты без продыху носят, то обувь неудобную. Ну вот и не выдержало тело, а что-то его добило. Вероятней всего роды. Вторая убита киркой. Не простой… — Умелец замолк, задумался, блеклые брови сошлись на переносице, ручки затеребили шейный платок.
— В чём её необычность? — поторопил Урмё.
— Как бы сказать. Такое чувство, что удар…А он был однократным! Нет, будто на самом оружии были дополнительные острые выступы над и под основной частью. Посмотрите, — умелец укатился к столу с костями, вернулся, бережно держа уже знакомый череп. — Вход ровный, квадратный, насквозь не пробили. Вероятно, лезвие было коротким. Но смотрите сюда, — пухлый пальчик ткнул на скол выше, где у живого человека вовсю росли бы волосы. А затем ниже, где уже не скол, а сеть трещин расползалась по лбу, глазницам и скулам. — Хороший удар. Вы так не считаете?
Урмё и Феникс покачали головами, умелец любовно обрисовывал пальцем каждую трещинку в желтоватой кости. Закатив глаза от недовольства ответом детективов, добавил:
— Либо эта девушка лежала, либо находилась выше преступника, ведь удар нанесён снизу, поэтому и лицевая часть такая некрасивая. Чтобы найти преступника, рекомендую найти кирку с дополнительными выступами. Вот только я таких не встречал.
— А эти девушки — люди?
— Первая не Энба, у тех кости тяжёлые и плотные, даже у оленей. Да и крупнее Энба, чем она. С Фениксами я дела не имел, а очень бы хотелось, — Взгляд плутовских глазок скользнул по Нолану и вернулся к Урмё. — Не Боа, у них голени и стопы длиннее нормы. Естественно не Ангуис, ведь здесь весь скелет и он вполне себе человеческий. Либо Тени, либо Чародеи, либо Фениксы, либо люди — выбирайте.
— Тени, — кивнул Урмё и сказал уже напарнику: — Я проверил архив вчера. Жюли была Тенью из древней династии танцоров. Всё пока сходится.
— Ну вот и славненько, — кивнул умелец и, поглаживая пробитый череп, досказал: — а вот эта красавица интересная. У неё нижняя челюсть как у женщин Ангуис, то есть состоит из двух зеркальных половин. Они могут расходиться за счёт крепких эластичных мышц. Тогда в рот можно засунуть голову кошки, например. Но, я вам скажу по секрету, женщины Ангуис не едят кошек, а только своих…