— Вы… Вы нас заговариваете, — дрожащим полушёпотом возмутилась одна из дам и попыталась оттолкнуть Мару, но тот прижал её голову к себе и сказал что-то совсем неслышно, отчего женщина густо покраснела и ахнула.
— Вы такой негодник! — вступилась другая, одной рукой безуспешно расцепляя пальцы Мару на плече товарки, а другой крепче обнимая его за шею. — Как вы смеете святым послушницам говорить столь…
— Это всего лишь маленькая правда, очаровательная леди, — мурлыкнул он и потёрся кончиком носа о её щёку. — Я просто не хочу, чтобы вы, обе такие славные, растрачивали себя попусту в этом неблагодарном месте. Почему бы не отправиться в путь? В путь, туда, где не будет таких грубых мужланов, не понимающих истинной ценности ваших намерений⁈
— Но мы застряли тут надолго! Совсем непонятно, когда пойдёт хоть один караван в сторону Заккервира, — капризно ответила другая.
— Завтра в полдень. Я хочу вас проводить.
Подмигнув оторопевшему Бэну и продолжая лить сладкий сироп речей в покрасневшие под чепцами уши, Мару увёл женщин с площади, но через пару минут вернулся. Толпа уже разошлась, исчез и мужчина в лисьей шапке.
— Фух, прекрасные леди доставлены в свою гостиницу. Завтра они отправятся в иные места со своей великой целью и всё будет отлично. О, Бэн, ты себе ребёнка завёл?
Он легонько пощекотал мальчика и тот хихикнул, спрятав лицо в вороте куртки толстяка. На ветру затрепетал пустой рукав детской кофты. Мару серьёзным взглядом окинул Бэна и малыша, покачал головой. Ученик лекаря неловко улыбнулся.
— Спасибо за помощь. Не знаю, что бы я без тебя делал.
— Да пустяки. Ты на меня можешь положиться всегда и во всём. — Горец поискал глазами Зраци, стоящего в отдалении, поманил.
— Их стало ещё больше, — с удивлением сказал Бэн, касаясь золотых украшений на волосах Мару, пока незнакомый ему парень неспешно приближался. — И где их только берёшь такие одинаковые, у тебя ведь все вещи в ночлежке остались?
— Не думаю, что это важно? — уклонился пёстрый от вопроса. — Знакомьтесь: это — Бэн, мой самый обожаемый друг; а это — Зраци, он паломник и ему с нами по пути.
Человек в оранжевой рясе чуть поклонился. Ерши, перестав скромничать, разглядывал подошедших во все глаза, а затем воскликнул: «Две курочки-пеструшки!» — и залился звонким смехом. Ребята неловко переглянулись и тоже засмеялись.
Отдав в лекарском крыле малыша на попечение нянечкам и Добромиру, троица направилась к морю.
— А сколько мелкому лет? — спросил горец.
— Девять. Он просто… Ну вот такой, — пожал плечами Бэн.
— Хм-м, недокормленный какой-то…
— Ребёнок плохо ест — мало растёт, — со знающим видом закивал Зраци, сжимая в кулак руку с сестринскими кольцами.
Ученик лекаря, обратился к Мару, поглядев на свои ладони:
— Я говорил с Чиёном. Он пока не хочет никуда уходить, даже если Рихард вернётся. Он наставников себе тут нашёл и работу. В боях участвовать собирается через пару дней.
— На смену одному пришёл другой — таков порядок нашей жизни. Разве Зраци не достойная замена Чиёну? А? Глянь на него, Бэн! А что у тебя с пальцем. С большим? Он будто плохо гнётся.
— Сломал, когда пираты напали.
— Какие страсти. Ты бы себя поберёг, — не стал расспрашивать Мару и обратился к Зраци, идущему слева: — А ты как собираешься на материк Роиза попасть? Это же за морем.
— Корабли не ходят туда? — тот вздёрнул брови. — С попутным судном отправился бы я. Мне говорили, что с Нархейма уплыть можно.
Их разделила бричка с худой лошадёнкой. Мару цепко смотрел на Зраци, отрезанного от него и Бэна. Когда пыль улеглась и ребята снова сошлись, человек в пёстром широко улыбнулся, прикрыв золотые глаза:
— Кто знает, может и оттуда ходят корабли. Нам, северянам, это неведомо.
— Вы на юг путь держите куда?
— Мы будем проездом в Цветочной Столице, а дальше посмотрим, — твёрдо ответил Бэн.
Глава 74
Ночь боли и криков
Лодка
Ночь плескала тёмными волнами по щитам, играла сине-зелёными всполохами далеко слева, куда ещё не добрались низкие тучи, фырчала и хрипела голосом монстра, везущего судёнышко вперёд. Несколько раз Блиц оглядывался, выпускал из пасти верёвку и уходил на глубину. Но вскоре возвращался, довольный, сытый, фыркая и брызгая вокруг студёными каплями. Он подплывал к своему повелителю, ластился, жмурился и урчал от поглаживаний под пластинами чешуи так, что поднимались волны, а после, без дополнительных просьб и приказов, принимался за дело.