— Они же верят мне, Лу. Доверяют. Понимаешь? Как бы сказать… Они пускают меня в свой разум, и я будто вижу их глазами, чувствую то же, что и они. Нельзя обманывать доверившихся!
Девушка промолчала, лишь прикрыла лицо краем одеяла. Рихард подошёл, прислонился плечом и щекой к руке девушки и добавил:
— У нас в деревне у старого банщика одно время жили кролики. Совсем маленькие, хорошенькие… Я часто бегал на них посмотреть. И однажды банщик сказал: «Протяни руку и выбери любого». Знаешь, как я обрадовался? — Он почувствовал, как натянулось одеяло под щекой, будто Лукреция обернулась к нему, внимательно слушая, но не поднял головы. — И я выбрал. Протянул руку, присел. И один крольчонок, маленький, чёрненький, с белым пятном на ушке доверчиво ко мне подошёл…
Рихард почувствовал, что засыпает, обхватил себя за плечи. Свежий бриз толкал лодку назад, но не в силах был прогнать сонливость.
— И что потом? — Лукреция погладила спутника по щеке, ущипнула за нос.
Рихард вздрогнул, внезапно ощутив жжение на костяшке безымянного пальца — то перо, которое отдавало железом и кровью. Если к нему кто-то привязан, то — кто? От этих размышлений мальчик даже пробудился и закончил историю, лихорадочно вспоминая лица знакомых, ища среди них того единственного, кто связан был с этим пером.
— А потом банщик убил кролика и мигом зажарил. Мне потом дедушка объяснил, что банщик чувствовал приближение своего конца, поэтому старался раздать кроликов, а не отпускать в лес, но никто не хотел брать. Всё же у нас нет ни клеток для живности, ни особых условий. Это только он на спуске в старую деревню сделал маленький загон. А вскоре… Вскоре после того урока доверия и сам отправился к Солнцу на огненных крыльях. А дом его смыло весенним паводком… Вот так. Поэтому и я, пойми, Лу, не хочу предавать доверившихся мне.
А перо жгло и чесалось, на каждое слово о предательстве и доверии реагируя всё сильнее. «Кто ты⁈» — кричал мысленно Феникс и не получал ответ.
— Ты говоришь, как старик, — проворчала девушка, накидывая на Рихарда край одеяла. — У нас ещё есть припасы, ляг поспи, а я пока тут посижу, покараулю. Если что позову.
— А как же рыба на завтрак?
— Я бы не отказалась от свежих фруктов, сыра и овощей. Но это уже на берегу, — вздохнула Чародейка и подтолкнула мальчика к надстройке. Тот едва добрался до ящиков, как провалился в глубокий сон.
В нём он увидел отца, лежащего на узкой кровати в незнакомой серой комнате без окон. Там была только дверь, внутренняя щеколда сдвинута, но выше, в пазах, виднелась наружная, не позволявшая покинуть это место просто так. Мальчик вгляделся в родные черты, но заметил, что отец будто бы стал старше на несколько лет: разве были так сильно видны морщинки на лбу, около рта и глаз? Да и седых прядей над висками прибавилось.
— Пап, — тихо позвал он. Отец встрепенулся и сел, озираясь. — Пап, я здесь.
— Рихард? — не находя его, Нолан крутил головой, а затем прищурился, улыбнулся — увидел. — Это действительно ты, Ри? Что ты здесь делаешь?
— Здесь — где? Я на лодке, плыву в Макавари. А ты где?
— А я в Лагенфорде… Долго рассказывать. На какой лодке? Ты разве не с принцем? — Нолан попытался встать, но посмотрел на сына, оттянув уголок глаза, и остался сидеть.
— Я ушёл от него. Взял лодку, а потом мы с Лукрецией попали на остров великана… — и Рихард, захлёбываясь словами, перебивая сам себя, рассказал отцу про остров, про Охора, свисток и Блица, про дурных чаек и странный студень, про бескрайнее море и небесное ночное сияние. Нолан лишь качал головой да улыбался.
— Вот как⁈ Рад за тебя, Ри! А я уж было заволновался. — Отец выдохнул и потёр заросший щетиной подбородок. — Даже во сне увидеть тебя счастье…
Комната, до того казавшаяся серо-дымной, почернела, скукожилась и пропала. Рихард открыл глаза с гулко колотящимся сердцем. «Ну и приснится же такое!» — с удивлением и радостью подумал он, поглядел немного в спину Лукреции, стоящей на носу лодки, перевернулся на другой бок и уснул уже без сновидений.
А где-то за много дней отсюда, в деревне Фениксов, травница Олли затушила ритуальную свечу на алтаре в подвальной комнате Дома Матерей. Остальные женщины, что стояли вокруг, взявшись за руки, разом выдохнув, без сил опустились на каменный пол.
— Воззвание прошло успешно? — спросила смотрительница Дома, которая всё время ритуала читала молитвы Фениксу.
— Думаю, да. Я ясно увидела и мужа, и сына, как они говорили, но о чём — не слышала. Рихард был очень довольным, улыбался, смеялся, болтал о чём-то без умолку.
— Ну и ну, девочка моя, — покачала головой Магда. — И заставила же ты меня выискивать этот древний ритуал соединения родственных душ. Сколько сотен лет к нему не прибегали и вот те раз! Сам Феникс удивился этому и просил больше его по таким пустякам не тревожить.
— Спасибо Фениксу, — разом произнесли и Олли, и Магда, и остальные матери.
— Спасибо, — чуть слышно добавила Олли. — Берегите себя, дорогой, Ри!
— Неужели тебе удалось, Олли? — пробормотал Нолан, запертый в комнате для подозреваемых в Лагенфорде. Он ещё не проснулся, но только что виденный сон снял тяжесть с сердца, сменил тревогу за сына верой в лучшее. — Спасибо, любовь моя! Береги себя, сын!
* * *
Алек
Разговор со старейшиной, на который она пригласила мальчика два дня тому назад, был долгим и неспешным. И Алек, выйдя из домика на окраине Скрытой деревни, вновь и вновь вспоминал вопросы и ответы. Не верил, но кусал себя за костяшки пальцев, до боли наматывал косу на кулак, старался не плакать, держался из врождённого упрямства. Сморщённое тёмное личико с запавшими золотыми глазами так и стояло в памяти, в ушах древней легендой журчали слова:
— Знаешь ли ты предания о Детях богов? Нет? Тогда слушай…
— Знаешь ли ты о детях Гэньшти-Кхаса, земли нашей? И отчего волосы твои красные, как кровь? Нет? Тогда я поведаю тебе о том…
И он слушал, молчаливо внимал, сидя истуканчиком напротив маленькой древней старушки.
Она рассказала и про себя: что у матери своей, Джайи — последней из племени Фениксов Искр Песков, — была поздней и единственной дочерью; что Джайя и три её сестры из разных фениксовых племён были собраны для того, чтобы встретить богиню Эньчцках после пробуждения и провести особый ритуал. И для него нужны будут бессмертный, истинный Чародей, прорицательница из рода Боа-Пересмешников, один из Ангуис, четыре хранителя от Фениксов и кровь земли — истинный радонасец с алыми волосами. Что особенности этого ритуала ей не удалось разузнать — они скрыты в песках пустыни Нархейм, — но одно было известно точно…
— Я не хочу тебя обманывать, мой мальчик, — говорила старая Йарджа, — но ты или кто ещё из твоего рода с такими же волосами должен быть принесён в жертву в вулкане Штрехнан, иначе дети Солнца прогневаются после пробуждения и изничтожат своих потомков — тысячи жизней против одной. А взамен никакого божественного гнёта, и все потомки Радонаса обретут чистые, способные любить сердца, а не алкать крови, не устраивать жатвы. Об этом было сказано на древней скрижали, которая хранится вместе с серединой плиты-календаря в городе Солнца, Виллему, близ того вулкана. Пуп земли — так мы его называем.
Алек, оцепенев, слушал старейшину. Не веря, не желая во всё это верить. Но лишь одно подсказывало, что всё это правда: старейшина откуда-то знала, что после стрижки волосы его отрастали быстрее обычного; что с кончиков шла горячая кровь, а отрезанные волоски мигом чернели и распадались пеплом. Никто не знал этого, но она… «Может, попробовала, пока я там валялся без сознания?» — в панике думал он, но сердце подсказывало, что он ошибался, иначе бы почувствовал. Он всегда чувствовал, когда срезали хотя бы волосок: от этого долго стоял звон в ушах, а потом могло весь день тошнить. Он сжимался в комок под жалостливым взглядом старейшины и вспоминал, как отец принудительно обривал его волосы в детстве каждый проклятый день.