Тьма захлёстывала Чиёна. Хотелось догнать горца, навредить, сделать больно… Но вместо этого он углубился в лес, на охоту за зайцем, стараясь не думать, не вспоминать, чтобы не сделалось хуже. И память… Проклятое позабытое прошлое — что сулило оно по своему возвращению? Нечто ужасное? Наверняка. Чиён громко выругался и влепил себе оплеуху. Больно. Но это то, в чём он нуждался сейчас.
* * *
Путь до города был не слишком дальним. Стоило пройти узкий разлом в скалах, как открывался вид на широкий тракт с красными деревянными арками над ними. А где-то впереди, за дорогой и полями, не видные в дымке, возвышались под снежными шапками Красные, Фениксовы, горы. Мару медленно брёл по обочине, читая на столбах арок прибитые под козырьками объявления.
Большие афиши зазывали на бои, которые пройдут пятого мая, всего через пару дней. Тут же висели предложения купить рыбу и мех зайцев. Множество объявлений предлагали работу охранниками караванов. Рядом, будто в насмешку, скалились портреты преступников — «живым или мёртвым, вознаграждение…». Мару вытащил из поясной сумки несколько кошелей, пересчитал монеты, посмотрел на цены за разыскиваемых, вздохнул и направился в город, отмахиваясь от пыли, поднятой проезжающими телегами. Некоторые морды совсем недавно виделись близко-близко в комнате с красным фонарём.
Пустой живот напомнил о себе глухим урчанием, стоило аппетитным запахам из ближайшей таверны на отшибе пощекотать нос. Из двери как раз вышла компания в маленьких треугольных шапках, сыто и лениво переговариваясь. «А мне казалось, едальни тут только в центре бывают», — пробормотал пёстрый странник и нырнул в незакрывшуюся дверь.
В полумраке заведения виднелись всего две фигуры за и перед стойкой бара, над которой на цепях висел тележный обод со свечами. Мару хлопнул по столешнице самым маленьким из своих кошелей и крикнул:
— Хозяин, накорми меня! За деньгой не постою! Мясного, овощей туда, хлеба побольше, яиц пару, а лучше пять, и пива в самую большую кружку, какую найдёшь в своих запасах!
— С голодных гор сошёл? — раздалось сбоку.
Мужчина, стоявший за стойкой, нагнулся к маленькому окошку, передал заказ на кухню, а взамен вытащил длинную деревянную тарелку, на которой румянился надрезанный вдоль рулет с рыбой. Мару проследил за тарелкой, шумно сглотнул слюну и глянул на того, кому ушло лакомство. Тот, явно ожидая ответ на свой вопрос, глядел смело, ловкими пальцами в тонких кольцах разламывая рулет на небольшие, пышущие жаром кусочки.
На незнакомце была короткая куртка из бурой кожи, надетая поверх оранжевой рясы без пояса, на коленях лежала котомка. Стрижен почти под ноль, лишь с левого виска сбегали под воротник три рыжеватых косички. В правой ноздре блестели два золотых колечка. Под длинными ресницами насмешливо щурились серо-голубые глаза.
— Не жуй язык — ешь! — сказал паренёк, указывая на ломти рулета.
— Хозяин, ещё одно пиво моему новому другу! — крикнул Мару и цапнул кусочек из середины, где было больше начинки.
Подали пиво и молодые люди стукнулись кружками. Мару хлебнул, едва не подавился, незнакомец чинно пригубил своё, оттопырив мизинец.
— Ты паломник что ли? — спросил человек в пёстром, таская руками еду из тарелки собеседника. Тот в ответ кивнул. — Один? И не страшно?
— Ни к чему страх, терять нечего если.
— А жизнь?
— Велико ли дело — жизнь, если лучами Солнца переродимся и своим теплом будем согревать эту землю все мы⁈
— А, так ты из этих, которые с материка Роиза? Они там все, как я слышал, Солнцу поклоняются.
— Мои предки оттуда. Родину навестить хочу, — незнакомец улыбнулся тонкими, перепачканными соусом губами.
— Тебе дотуда пилить и пилить… — протянул Мару и вскочил, едва не вырвал у хозяина таверны тарелку для себя, где в густом бульоне лежал кусок хорошего мяса, ломти картошки, моркови, жареные яйца и целая пирамида хлеба с краю. — Угощайся!
Несколько минут молча и жадно ели. Затем оба едока разом выдохнули и откинулись на спинки стульев.
— Как твоё имя?
— Я имя своё говорю в обмен на твоё, — прищурился паренёк в рясе.
Мару посмотрел на съехавшую с колен котомку, там, где она лежала, под тканью отчётливо вырисовывались короткие ножны и загнутая рукоять кинжала.
— Так и быть! Да и вообще это не секрет. Моё имя Мару. А твоё имя, паломник? — и он взглядом указал на ножны. Собеседник пожал плечами и прикрыл столь не свойственный паломникам предмет.
— Я Зраци зовусь.
— Так выпьем же за знакомство!
Они громко чокнулись деревянными кружками, выпили, рыгнули и снова набросились на еду.
— Ты не знаешь, Мару, часто ли можно уехать отсюда с кем?
— Не имею ни малейшего представления. Эй, хозяин, караваны берут к себе людей?
— Только в охрану, — прогнусавил мужчина за стойкой и окинул придирчивым взглядом посетителей. — Вас не возьмут — дохлые больно. А разбойни на дорогах, как рыбы в море. Да и после пятого все на поля пойдут, посевная же.
— А как узнать, какой караван когда отъезжает?
— Дак, на площади главной, на набережной. Там рынок, склады — вся жизнь. Да и завтра скобянщиков три телеги отправляются в полдень на юго-восток. Так ты ж столкнулся с ними, наверно, когда заходил⁈ Эти, в шапочках.
Мару пожал плечами и снова обернулся к собеседнику.
— А ты торопишься?
— Я достаточным временем владею, чтобы ждать.
— Ничего не обещаю, но я и мои спутники отправляемся на юг, — с деланной неохотой произнёс Мару и потёр подбородок.
— Как скоро будет это? — повторив его жест, полюбопытствовал Зраци, в глазах его светилось любопытство.
— Кто бы мне это сказал, — выдохнул Мару. — Может, завтра, может, через третину, или вовсе через месяц — тут не угадаешь.
— Что дату отбытия определяет вашего?
— Возвращение нашего предводителя. Он отлучился по одному важному делу. Но как только вернётся, мы купим повозку и покатим познавать этот большой и чудесный мир! — Мару широким жестом обвёл таверну.
Зраци проследил за его рукой, промелькнувшей в опасной близости от лица, глотнул пива, медленно повторил несколько раз, будто распробовал слово:
— Пред…водитель? Пре…дво…дитель? Предво…дитель…
— Да. Ведущий вперёд это значит. — Мару выхлебал своё пиво и заказал ещё на двоих.
— Слишком длинно. Командир лучше — быстрее говорить.
— Не, командир — это который командует. А наш — нет. Ему бы самому кто сказал, что делать.
— Ведущий? Старшой?
— Что ты, солнце тебя спали! Какой старшой — он младше меня⁈
— Тебе лет сколько?
— Восемнадцать! Самое время отправиться в странствие. А тебе, раз у нас тут такой задушевный разговор, сколько лет?
— Столько же. И я полностью тебя поддерживаю в этом возрасте для пути.
— Ты так странно говоришь. У вас там все так выражаются?
— Как? Я хорошо говорю. Мы дома все хорошо говорим!
— Дома? Так у тебя есть семья?
Зраци цыкнул, будто лишнего сболтнул, стряхнул крошки с рук и показал кольца на пальцах. На левой их было по нескольку на каждом. На правой только одно.
— У меня старший брат, — оттопырив правый мизинец с тонкой полосой металла, ответил он и добавил, указав на другую кисть: — и двенадцать младших сестёр. У нас традиция — каждого близкого родича носить при себе.
— А ты? И твои родители?
Зраци сморщил нос, вытянул из-под куртки длинные косички. Каждая из них заканчивалась небольшой золотистой звёздочкой, вписанной в круг.
— Это есть мама, папа и дедушка. Я есть я, — ткнул себя кулаком в грудь.
— Ну вот, а говоришь, что терять нечего, — Мару хлопнул собеседника по плечу. — Если ты где по случайности помрёшь, вся твоя родня будет грустить. Не надо их огорчать… — Он убрал руку и отвёл взгляд. Через несколько секунд предложил: — Давай дождёмся нашего предводителя и отправимся вместе, так надёжнее будет. И как ты вообще сюда попал?