Миг — и игла под кожей, жидкость побежала по дорожкам-кровотокам, расцвечивая голубоватым мерцанием свой путь. Август выгнулся на постели, захрипел, закатил глаза и затих. Эрде аккуратно внёс данные в тетрадь и принялся ждать.
— Будет весьма забавно, если Зраци и тот Феникс вместе отправятся на юг, — тихо произнёс принц через несколько минут, глядя на покачивающийся под потолком фонарь.
— Стадия бреда началась столь стремительно. Ваш бывший пленник, мне думается, сгинул в море, — отметил Эрде, готовясь записать
Однако принц его остановил:
— Я отчего-то уверен, что он жив. И куда ему ещё направляться, как не в тот портовый город⁈
* * *
Рихард
Кладбище кораблей длинная лодка минула ближе к вечеру, и бескрайний океан тысячи тысяч путей раскинулся перед путниками. Лукреция, так и не снявшая маску, вертела головой, металась по палубе, то забираясь на надстройку, то спускаясь, то прячась под крышу, то вновь выбегая на свет, чем походила на беспокойного зверька в клетке.
Рихард стоял на носу судна, не обращая внимания на метания спутницы. После того, как она вновь спряталась за маской, между ними будто встала стена. Мальчик не стремился сейчас её разрушить, а собирался с мыслями, хотел сделать всё правильно. Холодные брызги стекали по обнажённым рукам и одежде, дрожали на ресницах, блестели на завившихся сильнее, собранных в хвост волосах. Он вытянул из-под жилетки свисток и закрыл глаза.
Макавари… Рихард отчётливо помнил его сверху, с высоты гор. Домики как мелкие грибы на полянке, зажаты между полумесяцем бухты и вьющейся дорогой под красными арками. Справа, за зубцами скал, старый маяк. Слева, на вытянутой косе, новый, ослепительно белый. Три пирса разной длины…
Но это вид с гор. По словам Охора, нужно было представить город со стороны моря, как бы его видела рыба. Пирсы. Да, их рыба точно пропустить не могла.
Юный Феникс поднёс свисток к губам. Коснулся языком мелких зазубрин на внутренней стороне мундштука. Вдох. Выдох. Мелодичная трель расстелилась над водами и стихла. Ветер толкал лодку назад и вбок, волны лизали борта, шлёпали о щиты. Ш-ших — будто что-то разрезали. «У-кха-кха-кха, гх-гх-гх», — раздались голоса. Воздух наполнился шелестом крыльев и гомоном птиц.
Рихард открыл глаза, не выпуская свисток. Мысли о городе выдуло разом. Белые грудки, крылья, обведённые чёрным, закруглённые на концах клювы, вытянутые вдоль серых хвостов пёстрые лапки. Стая кружила, то взрезая воду и клокоча, то зависая, поднимаясь и опускаясь, таращась на мальчика, гомоня. Птицы будто ждали чего-то, повернув к Рихарду маленькие головки, приоткрывая длинные, жёлтые с чёрными кончиками клювы.
— Брысь! — замахал Феникс на них. — Не вы мне нужны, а рыба!
И птицы поняли его. Шумная стая поднялась вверх и бросилась врассыпную. Феникс недовольно посмотрел на них, ведь верёвку повязали всего одну, а птиц прилетело много, и вновь подул в свисток.
Тень, переливчатая, зыбкая, поднималась со дна океана там, где до этого галдела стая. Мальчик отодвинулся от борта, когда лодку повело в сторону. Красное в середине, перетекающее в прозрачное с остро очерченными рыжим краями, оно, это огромное и непознанное, было похоже на круглый студень, но невероятно большого размера. Будто рука, но без пальцев, с пульсирующим красно-оранжевым переливом на конце, высунулась в стороне от студня. И ещё одна, и ещё.
— Не ты! Уходи! — отчаянно крикнул Рихард, понимая, что эти «руки» были частью полупрозрачной махины. И та, как и птицы, поняв его, канула в бездну, лишь цепочка пузырьков лопнула на прощание.
— Кто это был? — дрожащим голосом спросила Лукреция, сидя на крыше надстройки и вцепившись в весло.
Рихард пожал плечами, не зная ответа. Велел себе успокоиться, представил пирсы Макавари и вновь выдул из свистка протяжный радостный звук.
«Ку-ку-ку-ку, кда-кда-кда», — загомонили сзади. Лодку бросило вперёд. Тёмные, гладкие, блестящие тела, будто изогнутые бутыли вина с узкими носами-горлышками, окружили судёнышко, толкая его вперёд. Рыбины с острыми плавниками на спинках, похрюкивая и посвистывая, выпрыгивали из воды и плюхались, поднимая фонтаны брызг. Их радостное мельтешение отчего-то напомнило о Мару. Рихард потянулся к верёвке, торопливо вспоминая наставления Охора, как заарканить рыбу, но весёлая стая, потолкав лодку чуть вперёд, обогнула её и скрылась в глубинах. Лишь вдалеке то и дело чудились тёмные треугольники плавников.
— Стой, рыба! Куда пошла? А ну вернись! Рыба! — закричал Феникс вслед.
— Что ты сделал?
— Ты же видела! Я позвал, а они взяли и ушли!
— Ты представил город?
— Ну да!
— Вот она и отправилась туда. Попробуй приказать рыбе подплыть ближе, чтобы накинуть на неё петлю, а потом уже представь, куда ты хочешь попасть, — посоветовала Лукреция.
— Легко тебе говорить,— пробурчал мальчик, растягивая петлю верёвки побольше.
С пирсами решил повременить. Вместо этого представил себя, как выглядел бы со стороны воды; представил, будто он рыба, которая просовывает голову в верёвку, а потом…
Третья трель прозвучала резко, требовательно.
Свист и глухое приближающееся «гр-рх-ха-аа» стали ему ответом. И словно острые зубья скал вокруг старого маяка ожили, растянулись цепью, явились из чёрных пучин и поднялись, изгибаясь громадным червеобразным телом. Истекала вода с синевы чешуи, с бело-рыжего пуза в ветвях плавников.
Чудовище было ещё далеко, но видно, насколько оно огромно, пугающе, будто из старой сказки. Лукреция что-то кричала, но Рихард не слышал её, не сводил взгляда расширенных глаз с монстра, прибывшего на зов.
Туша медленно погрузилась под воду — и тени не осталось. Рихард отпустил свисток, тот качнулся на шнурке, раз, другой, третий и вдруг закрутился на спину, и мальчик понял, что лежит на палубе, в вытянутых руках над собой держа верёвку, пытаясь ей оградиться.
Лодку бросало из стороны в сторону, нахлёстывало воды. Небо закрыла голова монстра, придвинулась, склонилась над Фениксом близко-близко. С игольчатого гребня, с частокола зубов срывались солёные капли. Жёлто-карие глаза с вертикальными зрачками вперились в мальчика. Белая вертикальная полоса между ними была похожа на молнию. Смрадное дыхание опаляло лицо, из приоткрытой пасти то и дело выскакивал синий язык, щупая воздух.
Рихард выпустил верёвку, закрыл глаза, сжался в комок, пытаясь собраться и приказать монстру убираться ко всем его глубинным сородичам, но не мог. Мысли путались. Что-то горячее, остро пахнущее яблочным уксусом, шлёпнулась на руку. Мальчик вздрогнул и глянул.
Тёмная капля, фиолетовая с голубоватыми проблесками, дрожала на палубе, забрызгав руку. Она больше походила на подкрашенное яблочное пюре, чем на… Рихард приподнялся на локтях, перевесил на грудь придушившие верёвочки свистка и косточки, присмотрелся. Чудовище, будто того и ожидая, повернуло огромную голову, показав по бокам на шее в три ряда волнообразные жабры. Они тяжело раскрывались, и каждый раз из них капала тёмная густая жижа, густеющая на глазах. Но не это привлекло внимание мальчика.
Стальной кусок с кольцом и обрывком верёвки торчал между вздымающимися рядами чешуи справа в средней щели жабер. Мальчик схватился за свою шею, морщась. Он словно и сам почувствовал ту боль, которую причиняла стальная штука морскому чудовищу, дыханье перехватило, в лёгких сделалось больно. Где-то на границе зрения он видел себя глазами монстра, ощущал любопытство и… надежду.
Времени думать не было. Плотные кольца червеобразного тела сжимали лодку всё сильнее. Мальчик краем глаза заметил плащ Лукреции и решил, что с ней всё в порядке, что она не испугалась, не спряталась и осталась на надстройке понаблюдать. Он отбросил верёвку и встал, глаз с узким зрачком смотрел на него искоса. Рихард чувствовал, нет, готов был поклясться, что чудовище просило о помощи.