Поначалу он хотел прогнать мальчишку, но отчего-то не стал. Сжалился или… Август нашёл в этом выгоду. Он черпал силу в злости, охватившей его. Пусть чужак займёт место любимого сына! Пусть слепая мать радуется, что её непоседа теперь безотрывно при ней! А в это время настоящий сын, престолонаследник, будет отдавать всего себя науке управления королевством. Отличная ведь идея, удобная подмена, не так ли⁈
Если бы юный принц был постарше, то злость бы его стала силой на долгие годы. Но он был всего восьмилетним ребёнком, единственным сыном своих родителей, которые не могли позволить себе одарить любимца братом или сестрой, как бы сильно тот не просил. И злость, что давала ему силы двигаться вперёд, отступила с первыми заморозками, оставив после себя досаду, а затем и любопытство. И уже к середине зимы все трое — леди Нарьятта-Нэррэ, Август и рыбацкий сын Рой — гуляли по пляжу и вели долгие неспешные беседы, пока за крепостными стенами король-отец восстанавливал жизнь своих подданных. А к весне хворому найдёнышу дозволили обедать за одним столом с королевской семьёй и вельможами — несусветная роскошь.
Так, день за днём, Август привыкал к Рою, привязывался, благо болезнь того не переходила к другим. Но ревность к матушке нет-нет да и колола сердце сына. Найдёныш во всём доверялся принцу, следовал его воле: ходил с завязанными глазами по краю крыш, носил в зубах сапоги и свитки, читал вслух слова с непроизносимыми сочетаниями букв и даже спал в собачьей корзине. Август любил Роя, как человек любит свою старую добрую лошадь, которая больше не может ни всадника нести, ни под плугом ходить. Рою оставалось недолго.
Вторая волна хвори забрала ещё треть. В том числе и найдёныша. И Август, сам не зная почему, плакал двенадцать дней кряду. Он засыпал от бессилия, отчаяния и неведомой доселе боли в груди и продолжал корчиться в рыданиях даже во сне. А затем всё прошло. Однажды он очнулся, осунувшийся, похудевший, серо-бледный до прозрачности, с белой маской на лице, чувствуя во рту терпкий вкус чужой крови, а в сердце лишь ненависть.
Объектом её стали боги, которые допустили такую беду. И Август решил наказать их. Он знал из мемуаров древней королевы своего рода Наиры, что боги — Эньчцках и Кэньчцкху — никуда не делись. Что они обратились тёмными невидными лунами. И Август решил их найти и разбудить. И, разбудивши, заставить признать своё превосходство наравне с богом Солнце, и даровать ему силу повелевать жизнью и смертью. Ведь кто, как не боги, могут такое творить⁈
И снова-снова бесконечные вспышки прошлого мелькали под сомкнутыми, чуть дрожащими веками. Этот сон вернулся спустя столько лет здесь, на чужбине. И Август знал почему.
Тот противник на шутовском турнире, где принц впервые увидел свою невесту с глазами королевы Нарьятта-Нэррэ, был очень похож на Роя. Его тоже хотелось убить в первое время, а после… Август, хоть и просил, но надеялся, что «после» не будет.
Громкий стук нарушил тревожное марево сна, и голос помощника провозгласил: «Мой принц, чужак на борту. Феникс. Мальчик. Стражи разместили его в темнице». И Август, с трудом приходя в себя, понял, кто это.
— Пусть подождёт, — откликнулся он, садясь на кровати и прижимая к груди тяжёлое одеяло из серебристых песцовых шкурок. В зеркале на стене увидел свои глаза. Слёзы, что не приходили эти долгие три года, лились по щекам. Юный принц откинулся на подушки и едва слышно позвал: — Эрде!
Другая дверь отворилась, и в комнату прошёл старший тёмный Чародей, служивший ещё Августу-Абересу третьему — отцу юного принца, когда тот был младенцем. Чародей возложил на веки своего господина тонкие чуткие пальцы и тихо запел исцеляющую молитву. В темноте комнаты белая маска лекаря слабо светилась, источая жутковатый холодок. Но для Августа это ощущение было символом здоровья и безопасности. Он с долгим вздохом расслабился и позволил снять с себя все переживания сна.
Мару
Дверь в игорный дом приоткрылась. Администратор, он же хозяин заведения, увидел под вывеской-кубиком юное создание в пёстром. Пригнувшись, чтобы не задеть высоким тюрбаном притолку, гость вошёл, завертелся, оглядывая маленькую комнатку. Лицо его вытянулось, губы надулись, глаз не было видно под бахромой. Администратор прекрасно понимал его удивление: когда заходишь в игорный дом, ожидаешь увидеть много людей, столы и карты, рулетку и бар, башни монет и загоны с бойцовыми зверями, но никак не клетушку в шесть шагов в поперечине.
Гость облизнул пухлые губы и приблизился. Администратор хмыкнул, отметив про себя, что если у незнакомца и есть деньги, то он их быстро спустит, а за долги расплатится собой. Сколько же он тут таких повидал — не счесть.