— Тоже уходишь? — сонно спросил самоназванный лекарь, который какого-то ляда попёрся вместе с птенчиком, сломав Тавиру весь прекрасный план, да ещё и вылечил того… Гр-р-р!
— Угу.
— Оставь ключ.
«Подавись!» — в мыслях пожелал ему Феникс, впрыгнул в ботинки, накинул куртку и по привычке хлопнул карман с внутренней стороны рукава. Плоская фляга была на месте, тяжёлая, полная. Ключ звякнул о стол. Толстяк что-то забубнил вслед, но Тавир его не слушал. Он выскочил из комнаты, пронёсся мимо хозяина ночлежки, мимоходом заметил адрес и стремглав бросился к порту.
Даже ночью в Макавари было шумно и людно, будто море пьянило людей. Мальчик дважды свернул не туда. Один раз путь преградила хмельная драчливая братия — еле ноги унёс, так вцепились они в чужака. Другая дорога окончилась тупиком, только покачивался на цепи над дверью деревянный игральный кубик.
Тавир выругался, отступил и огляделся. Он думал, что пройдя через узкие дворы, сильно сэкономит время, но не тут-то было. Море, что должно было шуметь впереди, тихо ворочалось сбоку. Мальчик сплюнул и залез по груде ящиков на крышу ближайшего дома.
Слева, совсем недалеко за домами и заборами, подпрыгивали на волнах три корабля. Они всё ещё были у пирсов. В свете фонарей и луны на набережной суетились люди, и где-то среди них наверняка шмыгал птенчик с той бешеной тварью, которая давно должна была сдохнуть. Тавир выругался, проклиная себя. Никто ведь не заставлял его подниматься в Скрытую деревню и терять полдня. Надо было сразу после суда, после проводов принца, когда дядя Симон отдал приказ, отправляться в путь, захватив с собой птенчика, а если бы тот брыкался, усыпить и связать. А теперь приходилось торопиться, чтобы сделать всё верно, искать проход в дурацком городке… Хоть бы успеть, дальше пусть разбираются сами!..
Тавир разбежался по коньку крыши, перепрыгнул на следующую. Правая нога вдруг подогнулась и поехала. Мальчишка еле успел ухватиться за шпиль ветряного флажка, чтобы не сверзиться вниз. И тут же спусковой рычаг на ботинке, который почти подвёл хозяина над кипящим озером, сломался окончательно. Стальное жало, заполненное ядом, вошло между листов черепицы и застряло.
Кто-то окликнул снизу. Незнакомый язык, полный отрывистых, жёстких согласных. Но интонация показалась Тавиру не злой, скорее весёлой и удивлённой — ещё бы, мечется тут кто-то по крышам, пока все вокруг пьют и гудят. Мальчишка подёргал ботинок, но тот застрял крепко. Плюнул, выскользнул из предательской обуви и подобрался к краю. Оторопел.
Прямо под ним стояли двое мужчин в красных плащах и меховых шапках с гербами. Один прижимал к груди тугой кошель, другой, широко ухмыляясь, упёр руки в бока. Прохожие повторили свой окрик. Тавир покачал головой и спрыгнул. Да, это были радонасцы. Они-то ему и нужны. Но эти, судя по всему, мелкие служки, а ему нужен капитан корабля или кто там у них главный.
Ухмылка мужчины стала ещё шире, он, подняв брови, глянул на босые ноги всклокоченного мальчишки, затем на крышу и сказал, но уже на местном наречии, тщательно подбирая слова:
— Тебе помощь нужна?
«Да! Да! Отведите меня на свой корабль!» — мысленно кричал Тавир, но вслух этого сказать не мог. Он покачал головой, отступил, оглянулся на улицу, где уже разбредалась толпа, решил сделать вид, что уходит, а сам украдкой последует за радонасцами к кораблю. Они — его последний шанс. Нельзя не выполнить главный приказ!
— Нет, благодарю.
Другой мужчина, видимо не владеющий местным языком, что-то отрывисто бросил. Первый кивнул и спросил:
— Ты видел когда-нибудь человека с красными волосами?
— Нет! Точно нет! — выдохнул Тавир, уверенно помотал головой. Он знал легенду Радонаса о престолонаследии и беглом принце Цевере, но и подумать не мог, что кто-то в неё до сих пор верит.
Мужчины обменялись парой фраз и быстро пошли к кораблю. Мальчишка выждал пару секунд и, пригнувшись, двинулся следом, согревая зябнущие ноги внутренним огнём.
Глава 41
Дети Фениксов
Нолан
Северный ветер трепал Лагенфорд, как голодный пёс пойманную дичь. Ливень гулким басом ревел страшную песнь. Градины размером с голубиное яйцо долбили по городу, будто наказывали его за всевозможные грехи, которых только известных было немало.
«Дзынь-дзынь», — серебряная ложечка закружилась в фарфоровой чашечке. Стук шагов по паркету. Голова посыльного в дверном проёме.