Интимная информация
Самую ценную информацию Зорге получал в германском посольстве в Токио, в кабинетах военного атташе, затем посла Ойгена Отта, представителей гестапо, МИД Германии и других служб. Но главным был Ойген Отт, его секретарша и его жена Хельма-Тереза. Это ей в тюрьме Сугамо при личной встрече с послом Ойгеном Оттом Рихард просил передать последний привет.
Военная карьера Ойгена Отта началась на придворных балах вюртембергского короля, где он ловко кружил в вальсе светских дам, легких на ноги и на головы, как о них говорили гвардейские офицеры двадцатых годов. В начале 30-х Отт женился на Хельме - дочери адвоката и государственного деятеля Роберта Бодевига из городка Ланштейна. В прошлом она увлеклась левыми (во всех смыслах) идеями, говорила о политике, пила сладкие вина, пела застольные песни и однажды ночью во Франкфурте оказалась в компании молодого красивого доктора. Им был Рихард Зорге. Вскоре Хельма и Рихард забыли друг о друге, но жизнь решила по-своему и свела их в Токио. В новом положении, новом качестве, но со старыми привычками и желаниями. И чем больше генерал и посол Ойген Отт восторгался военно-политической проницательностью Зорге, тем больше, со своей стороны, оценивала способности молчаливого Рихарда Хельма Отт. Супруг делал вид, что ничего не замечал.
Хельма же с гордостью иронизировала: "Что вообще может мужчина, попавший в орбиту Гитлера? Все - и ничего. Фюрер в новой берлинской рейхсканцелярии дал 29 марта 1941 года личную аудиенцию и персонально инструктировал своего посла в Японии - Ойгена Отта. С тех пор генерал знает только политику".
Хельма гордилась влиянием своего мужа, но и неистово ревновала "своего подопечного" Рихарда. В ее немилость однажды попала некая Зелла Габелин, которая сначала провинилась лишь тем, что оценила способности доктора Зорге. Где-то она так отозвалась о Рихарде: "Он умеет очень увлекательно рассказывать. Внимателен по отношению к окружающим его людям, владеет большим искусством слушать и делать точные замечания. Предупредителен".
В этом ревнивая Хельма узрела "криминал" и быстро освободилась от "соперницы".
В другой раз Хельма приревновала Рихарда к журналистке Лили Абетт, которая в ее присутствии позволила себе бросить фразу: "Он (Рихард) был очень приятен и даже мил... Если чего-либо он очень хотел, то добивался... А вообще он не любил глупцов и людей, казавшихся ему неинтересными...".
Зорге действительно быстро наскучивало общество чванливых высокопоставленных дам. Его тянула, как он говорил, реальная жизнь! Некто Фридрих Зибург познакомил Рихарда с жизнью токийского дна. И об этом полиция, конечно, знала.
Особенно привлекал Зорге район Таманои - квартал самых бедных и дешевых проституток. Наружное наблюдение, не спускавшее и здесь глаз с Зорге, затем стало смотреть благосклонно на "нормальные развлечения" холостого германского журналиста. Тут его шпики "понимали", ибо проституция в Японии была широко развита, представляя собой одну из важнейших и необходимейших сфер жизненных интересов для японских мужчин. Сексуальные ограничения считались здесь чуть ли не пороком. Зорге разделял эти точки зрения и для изучения японского "колорита" бывал в домах дорогих танцовщиц, встречался с грошовыми девицами, которых в голодные годы родители продавали из деревень в города, в их "особые кварталы" с сексуальными развлечениями. Зорге испытывал сострадание к этим недавним крестьянкам двенадцати-шестнадцатилетним, совсем девочкам, ожидавшим в деревянных хижинах любых клиентов.
Рихард и здесь умел находить информаторов. Обо всем этом задним числом стало известно послу Отту и его супруге Хельме. Оба негодовали по-своему. Тяжелее приходилось послу, который получал удар за ударом по службе и дома.
23 ноября 1942 года Ойген Отт был сражен окончательно. Он получил секретную телеграмму №1462 от рейхсминистра Иоахима фон Риббентропа, освобождавшего его от должности; руководство посольством передавалось 50-летнему Штамеру, а Отту и Хельме не рекомендовали даже возвращаться в Германию. Гитлер и его окружение больше не доверяли ни Отту, ни Хельме, во всеуслышание названной шлюхой. 5 марта 1943 года Адольф Гитлер, однако заявил на совещании по "делу Зорге": "Тому, что говорят японцы, нельзя придавать никакого значения. Я не верю ни одному их слову!"
Ему поддакивал генерал-полковник Йодль, начштаба вермахта: "Им нельзя верить. Но Зорге-то каков?"
Знал ли Ойген Отт об истинных отношениях своей жены с Рихардом Зорге? Да, знал. Более того, он им не препятствовал. Хельма и до их свадьбы была дамой с широким замахом. С 1939 года Отт спал в отдельной от Хельмы комнате, и односпальная кровать его больше не смущала...
Знал Ойген и о связях Зорге с его личной секретаршей, которая могла предоставить Рихарду ключи от любого кабинета и большинства сейфов.
Порой секретарша под воздействием порывов любви теряла чувство самообладания и меры, звонила Рихарду по телефону, умоляла о встрече, рыдала. Все эти "порывы" перехватывало гестапо и расценивало как баловство, любовную интрижку Рихарда. Секретаршу Отт не откомандировал и после ареста Зорге в октябре 41-го. Почему? Видимо, и у самого рыльце было в пушку, но главное - боялся ее откровений в гестапо при допросах с "пристрастием".
Где жил Зорге в Токио? Теперь улица, спускающаяся у холма Роппонги, называется Отафкукдзака. Тогда, в 30-40-х, улица была тихой, зеленой и называлась Нагадзака, в квартале Адзабу, район Минато.
Двухэтажное деревянное строение под номером 30. На первом этаже располагались миниатюрные гостиная, столовая, кухня, ванная, туалет. На втором - кабинет с телефоном, спальня. Теперь этого дома нет. На его месте частный доходный дом.
Распорядок дня Зорге мало отличался от распорядка других зарубежных журналистов и тогда, и сейчас. По вечерам, если не присутствовал на приемах и встречах, Рихард бывал в баре отеля "Империал" или в пивном ресторане "Рейнгольд" Хельмута Кетеля, где работала его подруга Исии Ханако. В свой дом, кроме Исии, до мая 1941 года Зорге никого не водил...
Исии вспоминала: "В июле 1941 года меня вызвали в полицию, пытались склонить к сотрудничеству, следить за Рихардом". Исии отказалась наотрез. На все уловки и предложения полицейских у Исии был один ответ: "Я его люблю. Можете меня пытать, судить, как угодно, но я преклоняюсь перед Рихардом. Он - человек всей моей жизни"...
В квартирке Зорге с мая 1941 года стала часто бывать профессор консерватории, преподаватель по классу клавесина в Берлинском государственном высшем музыкальном училище сорокачетырехлетняя Эта Харих-Шнайдер. Она говорила, что Рихард возвращал ей воспоминания о молодости, заставлял дышать всей грудью и жить сердцем. Эта оставила со знанием дела полное описание жилища Зорге:
"В его квартире мне всегда было жарко, как в духовке. Очертания пыльных улиц расплывались в нестерпимом блеске солнечных лучей. На террасе, расположенной на крыше, даже по ночам царила невыносимая духота... Воздух был напоен запахами горячего дерева. Дом, построенный в европейско-японском стиле, выглядел неряшливо, хотя я знала, что его всегда убирала японка.
От пола до потолка - книжные полки. За дверью - спальня, которую почти целиком занимала широкая двуспальная удобная кровать. К спальне вел узкий коридорчик".
Но к профессору музыки Исии не ревновала Зорге, как, впрочем, и ни к кому другому: восточная, японская верность, особое мироощущение и восприятие окружающего...
Что больше всего радовало Исию Ханако и пятьдесят шесть лет спустя после казни Зорге в 1944 году и его реабилитации в СССР в 1964-м? Она была счастлива, что память о ее Рихарде достойно, всемирно восстановлена. Но что греха таить, сама Исии Ханако была обойдена должным официальным вниманием, несмотря на все, что она сделала для увековечения памяти о человеке ее жизни, о гражданине, вошедшем, по оценкам японской печати, в сотню самых замечательных личностей XX века.
* * *
Но вернемся к последовательному изложению событий. Следствие приближалось к концу. В толстых томах "дела Зорге" не хватало одного существенного основания: Зорге и его помощники никогда не прибегали для получения информации ни к насилию, ни к обману, а все сведения узнавали легальными методами. Тягчайшие обвинения, которые собирались предъявить им власти, выходило, были шиты белыми нитками. Нельзя их было назвать и "платными наемниками": все были трудоустроены и оплачивали свои расходы, никого не подкупали.