Отец хотел видеть Ходзуми правительственным чиновником и потому прежде всего советовал ему поступить на юридический факультет, хотя уже тогда о сыне говорили как о талантливом поэте: стихи его под псевдонимом Сирикава Дзиро охотно печатали многие журналы. Юноша, не решившись ослушаться отца, поступил на юридический факультет, начал изучать право, тома и тома японского свода законов.
Однажды в библиотеке отца ему попала в руки биография Фердинанда Лассаля, основателя германской социал-демократической партии. В книге излагались идеи социалистического переустройства общества. Эти идеи произвели на юношу сильное впечатление.
Ходзуми совсем не привлекала карьера правительственного чиновника. По вечерам он часто приходил на собрания "Токийского клуба социальных проблем" - это был один из политических кружков, стихийно возникавших в то время. В клубе читали марксистские книги.
В 1925 году Ходзуми окончил привилегированное учебное заведение Токийский императорский университет и получил степень доктора права. Каждый выпускник этого университета мог рассчитывать на место в государственном аппарате, на блестящую карьеру в будущем. Ходзуми избрал другой путь беспокойную должность сотрудника токийской газеты "Асахи". Но связи с университетскими друзьями он не терял. Многие из них вскоре заняли высокие государственные посты и были в курсе важнейших политических планов правительства. Так как во время встреч с Одзаки они вели с ним доверительные беседы, он зачастую оказывался более осведомленным, чем его коллеги по редакции. Он выступал со статьями и в других газетах, в органах профсоюзов под псевдонимом Кусано Гэнкити. Этот псевдоним он выбрал не случайно: имя лидера японского аграрного движения Гэнкити Морисаки было известно всем. За свои выступления в защиту крестьян Гэнкити был зверски избит и со своей семьей брошен в тюрьму. Молодой журналист, взявший его имя, пошел по его пути...
Через год Одзаки перевели в газету "Осака Асахи", а спустя несколько месяцев предложили поехать в Китай - в качестве специального корреспондента в Шанхае. Работа на континенте обещала быть интересной. Он согласился.
В Шанхае Одзаки еще более укрепился в своих демократических убеждениях. Ведь здесь на его глазах происходили кровавые расправы с бастовавшими текстильщиками, металлистами, кули. Полицейские в упор расстреливали мирных демонстрантов, били прикладами женщин и детей. На улицах города то и дело вырастали баррикады.
В Шанхае Ходзуми познакомился с членами студенческой группы, объединявшей революционно настроенную молодежь, начал писать статьи в левый литературный журнал. Однако главное внимание он сосредоточил на экономическом, политическом и военном положении страны. Его статьи в "Осака Асахи" отличались охватом большого круга проблем и подлинной эрудицией. Немудрено, что вскоре Одзаки стал одним из лучших японских журналистов в Китае.
Рихард присматривался к японскому корреспонденту с первых дней своего пребывания в Шанхае. К тому времени Ходзуми работал здесь уже более двух лет. Одзаки недолюбливал заносчивых репортеров из западных буржуазных газет; ему импонировали в людях те качества, которые отличали его самого: серьезное изучение жизненных явлений, стремление приобрести глубокие знания. Это он увидел в Зорге и стал охотно помогать ему. Зорге, день ото дня все лучше узнавая Одзаки, проникался к нему уважением и понимал: этот человек становится ему просто необходим. Из разговоров с Ходзуми он уже знал, что тот не разделяет энтузиазма по поводу антисоветских настроений японской военщины. Но каковы его политические симпатии? Новые встречи, беседы. И вот вывод для себя: Одзаки критически относится к капиталистическому строю, считает его главным источником человеческих бед. Его пугает опасность той политики, которую проводят японские милитаристы. Но своего места в рядах активных борцов он еще не нашел.
Зорге познакомил Одзаки с Карлом Риммом. Иногда они бывали и у Макса Клаузена. Или ехали в какое-нибудь маленькое кафе. Встречались обычно поздними вечерами и не слишком часто. О свиданиях договаривались заранее.
Однажды Ходзуми вдруг нарушил установленный порядок и сам нашел Рихарда во "Френч клаб". Зорге понял: в их отношениях наступил решительный момент.
- Думаю, Япония попытается укрепиться на Азиатском континенте, чтобы создать плацдарм для наступления на советское Приморье. Кризис приближает начало осуществления этих планов, а существуют они уже много лет, - говорил Зорге.
- Я рад нашей встрече, Рихард, - сказал Ходзуми. - Могу ли чем-нибудь вам помочь.
С этого часа они стали друзьями.Они стали товарищами-единомышленниками, откровенными до конца. Много позже Зорге так скажет о Ходзуми:
"Одзаки был моим первым и наиболее ценным помощником... Наши отношения, как деловые, так и чисто личные, всегда оставались превосходными. Он добывал самую точную, полную и интересную информацию, которая когда-либо поступала ко мне из японских источников. Сразу же после знакомства я близко подружился с ним".
В свою очередь Одзаки напишет о Зорге: "Я относился с интересом и к положению, которое занимал Зорге, и к нему самому как к человеку. Я не столько обменивался с ним мыслями, сколько прислушивался к его суждениям о той информации, с какой я его знакомил. С не меньшим интересом я выслушивал его мысли. Он никогда не вытягивал из меня информацию по конкретным вопросам и не давал мне заданий".
Когда началась японская агрессия на континенте, в Маньчжурии действовало всего несколько частей, насчитывавших 14 тысяч солдат. В этом районе находилась стотысячная китайская армия. Однако чанкайшисты не оказали сопротивления японским захватчикам - они лишь обратились с жалобой на Японию в Лигу Наций. Но разве могло это испугать Токио?
Судьба Маньчжурии оказалась предрешенной. Ей предстояло стать марионеточным государством Маньчжоу-Го, подвластным Японии.
Накануне нового, 1932 года Одзаки предупредил Зорге: в ближайшее время Япония предпримет попытку укрепить свои позиции в других районах Китая. Вероятнее всего, будет совершено нападение на Шанхай. Уже разработан план операции.
- Цель его, - пояснил Ходзуми, - заставить иностранные державы, а так же и китайское правительство принять японские требования автономии Маньчжурии и Внутренней Монголии, а на самом деле добиться согласия на подчинение их Японии. Кроме того, империя намерена захватить главные торговые артерии Китая. Но главная задача в Шанхайской операции - добить нанкинский режим, чтобы он не представлял Китай как единое целое. Японии нужно такое правительство в Нанкине, которое считалось бы прежде всего с ее интересами.
В один из дней января на Шанхайском рейде появились два крейсера с японской морской пехотой, а на аэродроме за городом приземлились японские истребители. Против безоружного населения был двинут мобильный отряд, поддержанный бронемашинами. На борьбу с японскими агрессорами поднялся весь Шанхай, завязались ожесточенные бои.
В те дни Зорге и Римм находились в районах самых горячих схваток, буквально под пулями, чтобы видеть, какова она в деле, японская армия: ее вооружение, тактика, выучка? Все это интересовало Центр.
Зорге и Римм в разговорах наедине стремились верно оценить политические последствия шанхайской операции.
- С Шанхаем у японцев не получится так просто, как с Маньчжурией, заключил Зорге.
После затяжных боев японцы понесли значительные потери и согласились на перемирие, а затем предпочли вывести из Шанхая свои войска.
* * *
Рихард все чаще видел какие-то непонятные перемены в настроении своего молчаливого друга. То Карл задумывался, склонившись над шахматной доской, а мысли его были сосредоточены явно не на игре, то отвечал невпопад, а то вдруг мелькала в его обычно спокойных глазах тоска.
Однажды, когда работа была закончена и они, устало привалившись к спинкам кресел, дымили сигаретами, Зорге прямо спросил: