"На основании многочисленных материалов и ранее высказанных мною соображений напрашиваются следующие выводы: война против СССР не начнется ни весной, ни летом 1938 года. Предвидеть события дальше этого срока, разумеется, вне человеческих возможностей".
Вскоре из Москвы поступила радиограмма: "Присланные материалы представляют большую ценность... Благодарность за работу".
Ему казалось, что вот-вот придет и распоряжение: "Возвращайся".
Он тосковал по Москве, Кате, испытывал острую потребность хотя бы ненадолго освободиться от напряжения, в котором находился днем и ночью, каждый час, каждую минуту.
Распоряжение об отъезде не приходило. Он не выдержал, 26 апреля сам послал радиограмму в Центр:
"Причины моего настойчивого желания поехать домой вам известны. Вы знаете, что я работаю здесь уже пятый год, и вы знаете, как это тяжело".
Ответ заставил ждать.
* * *
Четырехмоторный "фокке-вульф" "Кондор", закончив бег по посадочной полосе, замер у аэровокзала. Самолет был пассажирский, но с опознавательными знаками германских ВВС - черными крестами на фюзеляже и крыльях, с фашистской свастикой в белом круге на хвосте. Апрельское жаркое солнце вспыхивало на пропеллере.
Рихард гаркнул: "Хайль!" - и шагнул к трапу самолета.
- Поздравляю, герр генерал! - радостно улыбаясь, сказал он, пожимая руку Отта. - Поздравляю и могу заверить, что ваше новое назначение осуществление моей заветной мечты!
Генерал ощутил столько искренности в голосе журналиста, что растрогался и, нарушая этикет, обнял его:
- Спасибо, Рихард! Прошу тебя, не обращайся ко мне столь официально. Для тебя я тот же Ойген. Просто Ойген.
Во второй половине дня в посольстве состоялся большой прием. Отт и его супруга стояли на мраморной площадке у входа в анфиладу залов. Гости пожимали генералу руку, целовали перчатку Терезы, рассыпались в поздравлениях и - спешили к столам.
Отт, снова приняв от Рихарда поздравления, задержал его руку в своей:
- Я - твой должник...
Тереза с трудом сдерживала самодовольную улыбку.
Зорге прошел в зал. Гостей собралось много. Слуги, умело лавируя, обносили их подносами с коньяком, саке, шампанским. Рихард прошел вдоль столов, наполнил свою тарелку закуской и расположился у стены в углу, у колонны.
Первый тост за здоровье и успехи нового германского посла произнес старейшина дипломатического корпуса. Тосты на разных языках звучали один за другим. Потом отдельные слова потонули в общем гуле.
Рихард ел, пил, тоже произносил тосты, а сам привычно наблюдал за этой многоликой толпой дипломатов, министров, офицеров, явных немецких нацистов и полуявных японских фашистов, за дамами в роскошных европейских платьях и кимоно, стариками в аксельбантах и звездах - людьми, участниками очень сложной большой политики.
Итак, Ойген Отт - генерал и посол. Зорге при поздравлении на аэродроме не пришлось кривить душой. Назначение Отта на пост германского посла в Японии было осуществлением стратегического плана Рихарда, успешным завершением целого этапа пятилетней работы его группы.
"Двадцать восьмого апреля тридцать восьмого года... Запомним этот день", - подумал Рихард.
Перед ним колыхалась, перемещалась по залу карусель лиц. Он в шутку группировал их: "Эти - подшефные Бранко. Эти - подопечные Ходзуми. Генералы - ведомство Ётоку. Ну а эти - эти мои!.. - Он оглядел из своего угла большой зал посольства. - Все повторяется. Приемы. Бокалы... Только на новом уровне, в, иное время...".
Вспомнил слова Томаса Карлейля: "Человек не должен жаловаться на времена; из этого ничего не выходит. Время дурное: ну что ж, на то и человек, чтобы улучшить его...".
Да, не будем жаловаться. Как бы там ни было, Ойген Отт - генерал и посол, а значит, у Рамзая и у Москвы теперь больше возможностей "улучшать это дурное время...".
После того как закончился прием и гости разъехались, Отт, по обыкновению, пригласил Рихарда к себе. Но на этот раз не в комнату военного атташе - в огромный кабинет чрезвычайного и полномочного посла рейха.
- Располагайся, как дома, - сказал Отт, когда они остались наедине. Ты по-прежнему нужен мне. Даже больше, чем прежде. Я помню, дорогой друг, что и мои генеральские погоны, и эти апартаменты, и этот высокий пост - не без твоей помощи. И можешь быть уверен - в долгу я не останусь.
- О чем ты говоришь? - поднял брови Рихард.
- Да, я знаю твою скромность... Ладно. К этому разговору мы еще вернемся. А теперь давай вместе обсудим чрезвычайно важные новости, которые я узнал в штабе нашего Верховного командования, в МИДе и лично от фон Риббентропа. - Голос Отта приобрел торжественность.
Зорге почувствовал: генерал приготовился сообщить ему нечто очень важное. Он откинулся на спинку кресла и приготовился внимательно слушать и запоминать.
- Тебе, конечно, известна последняя речь фюрера в рейхстаге? Он сказал, что германское правительство "будет добиваться объединения всего немецкого народа", что "Германия не может оставаться безучастной к судьбе десяти миллионов немцев, которые живут в двух соседних странах". Ты понимаешь, что за этим скрывается?
- Фюрер говорил, конечно, об Австрии, - отозвался Рихард. - Но кто на очереди второй - я не знаю.
...Уже почти месяц, как Австрия была присоединена к рейху. Первая жертва на пути осуществления планов, которые фюрер провозгласил еще 13 лет назад, в своей книге "Майн кампф". Тогда главарь немецких фашистов писал, что "Австрия должна снова вернуться к великой германской отчизне". Еще в 1934 году гитлеровские агенты попытались осуществить в этой стране фашистский переворот. Они захватили в Вене радиостанцию и на весь мир объявили по радио об образовании национал-социалистского правительства страны. Наемники Гиммлера проникли в здание федеральной канцелярии и застрелили австрийского канцлера в его кабинете. Но тогда, в 34-м, попытка переворота сорвалась. Теперь Гитлер решил действовать в открытую: всей мощью германской армии. 11 марта 1938 года он отдал приказ о вступлении войск в пределы этой страны. Уже через два дня в Вене был принят закон, по которому Австрия присоединялась к рейху - аншлюс! Кругом по всей стране повис флаг со свастикой. В газетах публиковались снимки: фюрер с самодовольной улыбкой на лице совершал многозначительную поездку от Браунау - городка, где он родился, - до поверженной Вены...
Рихард превосходно понимал, какая страна теперь подлежала гитлеровскому захвату, но предпочел скрыть это и спросил Отта:
- Так кто же теперь на очереди?
- Скажу тебе по секрету: Чехословакия. Фюрер уже отдал приказ армии начать подготовку к новой операции. - Посол удовлетворенно рассмеялся: - Но все это - только начало. Австрия - отличный стратегический плацдарм для захвата Чехословакии, а Чехословакия - для наступления на Юго-Восточную Европу, на Балканы и... - Он сделал многозначительную паузу, потом снова заговорил, еще более воодушевленно: - Ты знаешь, я поражен, буквально поражен тем, что увидел теперь в Германии. Это совсем другая страна, чем два года назад. Вся нация готова к войне. Не говорю об армии. А в армии сейчас полтора миллиона солдат и офицеров - почти вдвое больше, чем было у кайзера накануне мировой войны. Сто дивизий - и это не считая отрядов штурмовиков и СС!
Рихард воочию представил эти банды коричнево- и чернорубашечников, вспомнил костер на площади Оперы... Тогда горели книги, а теперь?..
А генерал продолжал:
- Но эти сто дивизий - не вильгельмовские, с винтовками без патронов. У вермахта на вооружении уже три тысячи танков, три тысячи семьсот боевых самолетов! И ты думаешь, вся эта мощь нужна нам только для того, чтобы прибрать к рукам какую-то Чехословакию? - Он понизил голос: - В армии большие перемены. От руководства отстранены все, кто проявляет нерешительность или не поддерживает курс на большую войну. Генерал-фельдмаршалу фон Бломбергу предложено уйти в отставку. На его место назначен генерал Кейтель.
- Какой это Кейтель? - удивился Зорге. - Я знал одного коммерсанта...