Радиограммы ушли в Центр.
Генерал рвал и метал. За все время знакомства с Оттом Рихард никогда не видел его таким разъяренным. Он носился по кабинету, брызгал слюной и сыпал проклятьями:
— Щенки! Сопляки! Дармоеды, черт их побери! И это на них работает наша промышленность, им прислали мы лучших наших специалистов! Это им за «спасибо» поставляем мы самолеты, оружие, снаряды! Безмозглые дураки!..
Он судорожно заглотнул воздух, опустился в кресло, помассировал сердце. Зорге налил и подал ему стакан воды.
— Доведут они меня до инфаркта… Скажи, ты мог предвидеть такой крах, Рихард?
Действительно, последнее, решающее наступление японцев в районе Халхин-Гола — их «третья волна» — окончилось полной катастрофой. В начале августа главное командование сосредоточило на исходных рубежах 75-тысячную армию, более 500 орудий, около 200 танков, 350 самолетов. Казалось, на этот раз победа гарантирована — тем более что, по сведениям разведки, японской армии должны были противостоять лишь незначительные силы советских и монгольских пехотных и кавалерийских частей.
И вдруг буквально за несколько часов до сигнала к общему наступлению, на рассвете 20 августа, на передний край обороны японцев, на тылы и артиллерийские позиции обрушилась с неба целая лавина бомбардировщиков. Потом ударила тяжелая артиллерия. И началась общая атака советско-монгольских войск по всему фронту — хлынула пехота, конница, танки. В тылу высаживались авиадесантные части… Через три дня японская армия оказалась полностью окруженной, а затем пехота при поддержке авиации и танков стала расчленять японскую армию на отдельные группы, словно бы разрезая пирог на куски, и уничтожать ее по частям.
В последней секретной сводке, полученной Оттом и выведшей его из себя, сообщалось, что 31 августа японцы «оказались вынужденными» полностью очистить территорию Монголии. Большая часть Шестой армии генерала Риппо уничтожена. Потери только убитыми составили 25 тысяч человек, противник захватил 175 орудий, тысячи винтовок, десятки тысяч снарядов, миллионы патронов. Только в августовских боях императорские военно-воздушные силы потеряли свыше 200 боевых самолетов. Министерство иностранных дел уведомляло, что оно вынуждено будет просить Москву о мирном урегулировании конфликта.
— Ты можешь это объяснить, Рихард? — снова взревел Отт. — Свою «третью волну» японцы готовили втайне, но это оказалось секретом полишинеля. А вот русским удалось одурачить всех нас. Когда они подтянули к Халхин-Голу столько войск? О, черт побери!
— Стоит ли так переживать из-за этих самураев? — пожал плечами Рихард.
— «Стоит ли переживать»? — передразнил Отт. — Э, ничего ты не понимаешь, хоть и слывешь великим специалистом по Японии! Дело гораздо опаснее, чем ты думаешь, — с досадой продолжал он. — Мне наплевать на этих отправившихся на тот свет самураев и даже на наши сбитые самолеты. Я опасаюсь другого: как бы разгром на Халхин-Голе не заставил их отказаться в будущем от «большой войны» против Советов.
— За одного битого двух небитых дают, — усмехнулся Рихард. И подумал: «Отт абсолютно прав. Теперь, прежде чем вновь сунуться, они еще сто раз подумают. Им-то лучше быть небитыми».
Генерал отхлебнул воды, поморщился — и неожиданно улыбнулся:
— Хоть за Халхин-Гол нам не ожидать крестов, но единственное утешение — добрые вести из фатерланда. Помнишь, я тебе говорил, что фюрер отдаст приказ начать войну с Польшей первого сентября? Наш великий вождь пунктуален. Вот!
Он протянул Зорге бланк телеграммы с грифом: «Особо секретно. Господину послу. Только для личного ознакомления».
Из текста телеграммы следовало, что в ночь на 31 августа группа эсэсовцев, переодевшись в форму солдат польской армии, совершила нападение на радиостанцию в немецком городе Гляйвице, расположенном у самой границы с Польшей. Это «нападение» использовано фюрером как повод для объявления войны. И 1 сентября, в 4 часа 45 минут утра, вооруженные силы рейха перешли польскую границу.
— Какое сегодня число и который сейчас час? — многозначительно спросил Отт.
— Что за шутки, Эйген? — Рихард посмотрел на часы. — Сегодня — первое сентября. Двадцать три часа семнадцать минут.
— Значит, там — полдень… — Генерал сделал паузу. — Следовательно… уже семь часов тридцать две минуты как началась большая война!