Зорге он менять, действительно, даже и не пытался. Причину этого кратко и точно указал профессионал, не испытывавший никаких иллюзий по отношению к Сталину — Павел Судоплатов. Причина простая. Показания, которые дал Зорге на следствии в 1941–1942 годах.
И уж, конечно же, не потому, что Сталин видел в Зорге своего идейного "противника". Или потому, что хотел уничтожить свидетеля своей ошибки — глупость это, думаю, очевидная.
Из Зорге пытались, пытаются и ещё будут пытаться делать чуть ли не противника Сталина.
Или, по крайней мере, "шпиона, работающего из-под палки".
Этого требует закон жанра. Давно уже популярного жанра мифологии новейшего времени.
В связи с этим я хотел остановить ваше внимание на таком обстоятельстве.
Мы с вами убедились, что рассказ о том, что Зорге предупреждал Сталина о 22 июня, о направлении главного удара вермахта и прочем, является выдумкой от начала и до конца.
Поскольку выдумка эта гуляла не сама по себе, а настойчиво внедрялась в общественное сознание путем мощной пропагандистской акции, можно сделать из этого еще один вывод.
Выдумка эта была произведена на свет намеренно, с целью получения партийно-государственным руководством того времени определенных выгод для себя и своей политики.
Отсюда невольно напрашивается простой вопрос.
Один ли это вольный пересказ на заданную тему?
Поскольку, как мы с вами убедились на примере истории Рихарда Зорге, "дети оттепели" с такой непринужденностью сочиняли красочные истории о том, чего в действительности не было на самом деле, какие еще из историй, рассказанных ими, являются правдивыми?
Что еще из историй, рассказанных тогда и повторяемых до сих пор "объективными" историками и публицистами, имели место на самом деле? В том виде, в каком они были рассказаны?
Но оставим пока в стороне простые вопросы. Дойдет еще до них время, я надеюсь.
Намного интереснее отметить другое обстоятельство. По-настоящему загадочное в свете сегодняшних знаний.
Открытые на сегодняшний день документальные источники убеждают нас в одном. Они убеждают нас в том, что Сталин не был предупрежден о том, что начало немецкого вторжения назначено именно на 22 июня 1941 года.
Нет в опубликованных донесениях того времени упоминаний об этом.
Нет таких сведений и в совокупности мнений высокопоставленных деятелей сталинской эпохи. То есть, людей, хорошо информированных об обстоятельствах того времени. Более того, некоторые из них прямо заявляли о том, что таких сведений добыто не было вообще.
Между тем, именно здесь заключена одна из самых интригующих загадок современной истории.
Потому что, совершенно очевидно, что Сталин на самом деле ЗНАЛ о точной дате немецкого нападения.
Об этом говорит широко известный факт.
Вечером 21 июня Сталин одобрил направление в войска знаменитой Директивы N 1. Директива эта начиналась словами:
"Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО.
Копия: Народному комиссару Военно-Морского Флота.
1. В течение 22–23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО…"
Откуда у Сталина появились эти сведения?
Только не надо снова воспроизводить лепет о немецком перебежчике.
История о немецком перебежчике, рассказанном в мемуарах Жукова, и повторенная потом множество раз, темна и невнятна. Потому что из нее следует очевидная несуразица.
Из нее следует, что Сталин твердо не верил в немецкое нападение до самого звонка из Киевского военного округа. И вдруг — всего один телефонный звонок вечером 21 июня. Сталину сообщают, что некий немецкий фельдфебель точно знает, что ВСЯ германская армия от моря и до моря 22 июня нападет на Советский Союз. И Сталин мгновенно верит немецкому фельдфебелю.
Кроме того, из этого рассказа непонятно, откуда в директиве появилась вторая дата — 23 июня? Немецкий перебежчик ничего об этой дате не говорил.
Ну так, вроде бы, сама собой возникла эта дата в директиве, на всякий случай, — так подразумевается из рассказа Жукова. Чисто стилистическое уточнение, вроде.
На самом деле, появление в директиве возможной даты немецкого нападения именно в таком виде, в виде двойной даты — 22 — 23 июня, явно звучит, как отголосок какой-то другой информации, имевшейся у Сталина. Имевшейся уже на тот момент, когда он узнал о немецком фельдфебеле.