6 ноября 1944 года в советском посольстве в Токио состоялся прием в честь годовщины Октябрьской революции. В посольство пожаловал высокий японский гость — глава внешнеполитического ведомства Японии Мамору Сигэмицу. В пространной беседе с советским послом Яковом Маликом он напыщенно говорил о необходимости поддерживать дружественные отношения. Напомнил о том, что между Японией и СССР никогда, кроме 1904–1905 годов, не было военных конфликтов.
У Иванова, присутствовавшего на той беседе, сложилось мнение: Сигэмицу, испытывающе глядя на советского посла, явно чего-то выжидал. Возможно, просьбы о помиловании Зорге. Но Малик отвел взгляд в сторону и промолчал. На следующий день Зорге был казнен…"
Эта история с посольским приемом, опять же, так или иначе, фигурирует во многих исследованиях, посвященных Рихарду Зорге.
Вот и давайте почитаем эту историю внимательно.
И вот что сразу же бросается в глаза.
А что здесь, собственно, было сказано?
Сказано здесь было ничто и ни о чем. Но многозначительно сказано.
Потому что, у Иванова "сложилось мнение", видите ли. А откуда оно сложилось, позвольте вас спросить?
Что, было произнесено имя Рихарда Зорге? Или, просто — прозвучал хотя бы намек на обстоятельства, связанные со шпионским скандалом трехлетней давности?
"Явно чего-то выжидал".
Ну конечно. Выжидал он слов о Рихарде Зорге. Самое это занятие — послу на приеме, в окружении толпы свидетелей, сказать министру страны пребывания нечто вроде такого — мы за вами-де шпионим, три раза вы хотели поменять Зорге, мы вам врали, что его не знаем, теперь признаемся, что врали, давайте меняться.
Бред.
Притянутый за уши бред.
Теперь опустим мнение Иванова, и перечитаем сцену на рауте еще раз.
Что же здесь было сказано на самом деле?
Чего не увидел проницательный советский разведчик. И внимательные исследователи, добросовестно пересказывающие его.
Японский министр говорит советскому послу о дружбе. О том, что у СССР и Японии не было раньше войны (полноценной войны, а не конфликтов, конечно, как пересказал генерала Иванова профессор Рощупкин). И делает заметную паузу. Явно ожидая реакции посла.
Вот только, при чем здесь Рихард Зорге?
Министр выразился однозначно: Япония не хочет войны с СССР. И из ответа посла пытается понять — хочет ли СССР войны с Японией? Пытается настолько явно, что это заметно окружающим. В народе это называют — ждет ответа, затаив дыхание.
Оно и понятно. Поскольку ждет он ответа на вопрос, жизненно важный для его страны.
Так это что же, жизненно важный вопрос для его страны — это вопрос о Рихарде Зорге?
Несерьезно это, мягко говоря.
Потому что в действительности дело заключается, конечно же, совсем в другом.
Вот что, судя по всему, произошло тогда на самом деле.
В тот же самый день, когда проходил прием в советском посольстве в Токио, в Москве произошло событие, которое вызвало в Японии (по крайней мере, в ее дипломатическом ведомстве) эффект разорвавшейся бомбы.
6 ноября 1944 г. Сталин в докладе о 27-й годовщине октябрьской революции впервые публично назвал Японию нацией-агрессором. Напавшей на "миролюбивые" (слова Сталина), Англию и США.
Для людей, умеющих читать между строк (а для дипломатов это — профессиональное умение), это было недвусмысленным сигналом, показывающим перемену курса СССР в отношении Японии. Глобальную перемену.
И вот, скажите мне, пожалуйста. Ответ на какой вопрос, ждал, затаив дыхание, у советского посла, японский министр иностранных дел?
О планах и намерениях СССР в отношении Японии?
Или об обмене Рихарда Зорге?
Я совершенно не собираюсь ставить в вину Михаилу Ивановичу Иванову рассказанную им историю. Генерал-майор ГРУ — он все события вокруг себя видел под углом своей профессии.
Мою некоторую полемическую жесткость вызывают не его слова. А беспрестанное и бездумное повторение в качестве бесспорного доказательства возможности обмена Рихарда Зорге самых фантастических "доказательств".
Такое впечатление, что эта версия просто удобна для подтверждения сталинской ненависти к Рихарду Зорге. Существование которой было продекларировано на самом высоком советском уровне в 1964 году. И с тех пор лялякается из одного исследования в другое.
На мой взгляд, примером идеологической заданности могут служить и комментарии по поводу обмена Зорге, приведенные в публикации А.Г. Фесюна, одного из самых серьезных и глубоких исследователей.