Глава 3.
Мы пробежали с Мишаней метров двести, влетели в какой-то укромный тупичок и тормознули. Мы ж не эти... каких их... марафонцы, чтобы весть тащить о крепком столкновении, боксёрском рукопожатии и начале турнира "у кого голова крепче". Мы и не убегали ни от кого... Ну да, кого нам бояться? Маразматических стариканов и воинственных девиц? Да мы их лузгаем как семечки, сидя вечером на крылечке... Это, конечно, приврал - не такие уж мы с Мишаней ветхие, чтобы столь непродуктивно проводить вечера. Просто захотелось уединиться, побыть с другом один на один - без всяких там глупостей, типа: "А ты мою девушку уводил? Уводил. Так я твою машину разбил. Мы в расчёте".
Действительно, утомила эта гомонливая замковая карусель с постоянным вниманием к собственной персоне и обязательный мордобой. Хочется мягких объятий уютного дивана, невнятно фонящего TV ящика со слезоточивой новостной хренью, бутылочки умопомрачительного холодного (для профилактики зубов - чтоб не расслаблялись) пивка под боком и ни одной - не считая зудящей, вечно голодной комарихи - живой души, кроме, естественно, себя, усталого и разомлевшего. И так часов сто... А после можно и вернуться.
Дыхание наконец-то стало восстанавливаться - двести метров - не хвост собачий, это же все двадцать тысяч сантиметров! Мы что нанимались в Электроники? В боку покалывает. Неужто крылья пробиваются? Ага, щас - скорее, вторые ноги. В такие моменты начинаешь задумываться о величайшей пользе физкультуры - ну там, железки попереставлять с места на место, поболтаться на турнике или по утрам и вечерам пытаться убежать от инфаркта (желательно поближе к автобанам - так ещё эффективней). Это же как полезно для здоровья! Дурные мысли ни под каким видом не могут прорваться в набухшую кровью от упражнений голову... Посмотрел на прислонившегося к стене Мишаню - тот другим способом борется с дурными мыслями - он их реализовывает и в такие моменты его голова становится блаженно пустой. Правда, в отличие от нормальных мужчин, как раз опосля, у него вновь включается часовой минный механизм.
- Ну шо? - посмотрел на меня Мишаня. - Сбил адреналиновую аскому? - устало усмехнулся. - Это как у оленьих и лосевых, хвалишься своими ветвистыми, суёшь их под морду всяким медведям и волчарам. А потом бац - и охота проверить их крепость, помахать, пофехтовать. Пока не отшибут, - присел под стеной, вытянул ноги. - Прямо, как у мужиков... Только те в отличие от сохатых своими надбровными приобретениями не хвалятся и тщательно утюжат пилочкой для ногтей и прикрывают макияжем... - внимательно так и серьёзно вылупился на меня; уголки губ сурово загнуты вниз, но в полуприкрытых, практически невозмутимых глазах смешинки.
- Чего колешься? - огрызнулся я. - Чай не бабочка... - задумчиво поднял голову вверх. - А если и бабочка, то капустница, - покивал сам себе утвердительно с самым серьёзным видом. - Практически вегетарианец, но... - возбуждённо покачал перед его любопытным носом пальчиком, - ... обвинять меня в макияже и прочих косметических гримасах с твоей стороны не хорошо, не хорошо. Мои глаза отдыхают исключительно на прекрасном поле...
- Кому какой прекрасен, - ухмыльнулся Мишаня, отвернулся и с сосредоточенным видом стал шарить по карманам.
- ... отличительными признаками которого являются молочные железы, гитарные пропорции, любовь к мыльным операм и всякое отсутствие висюлек ниже ватерлинии, не считая сковороды на поясе, друшлака... - мои праведно горящие глаза уткнулись в некий предмет, место которому здесь, в Замке не было предусмотрено в принципе... в общем, даже теоретически место отсутствовало... Я постарался себя ущипнуть, дабы исключить всякую неявь - и аж подпрыгнул от переусердствования. Будет синяк. - ... и прочих скалок.
Вытер о штаны враз вспотевшие руки.
- Откуда? - голос предательски дрогнул, поэтому прозвучало это как-то прокурено, с хрипотцой.
- От верблюда, - значительно ответил Мишаня и разложил все свои тридцать два перед моим изумлённым и очарованным взором. - Оп-па! - и легонько подкинул бутылку вверх.
- Осторожно! - воскликнул истерично, в волнении присел и протянул руки, будто страхуя, но в страхе понимая, что своими граблями только причёску на заднице от чиряка возводить... Перед глазами два раза перекувыркнулось чудесное слово "Водка" на алом фоне, а потом намертво вклеилось в обе лапищи моего друга - как младенец в руках отца, впервые взявшего ребёнка. Хотя тут больше б подошло такое сравнение: обезьяна с бананом. Причём обезьяна крупная - горилла, самец, при этом постоянно оглядывающаяся - как бы соплеменники не навалились и не отняли.
- Хух, - Мишаня вытер не успевшую выступить испарину. - Ты чё дёргаешься под руку, вратать хренов?! Щас отпишу одиннадцатиметровый по яйцам в качестве моральной компенсации, и придётся тратить энное количество драгоценной жидкости на растирку генофонда, - сурово и укоризненно покачал головой. - Поделиться, естественно, поделюсь - я же не чудовище какое-нибудь.
Я слабо улыбнулся, приходя в норму и закрашивая физию в некрепкий каркаде - сам перенервничал не хило.
- Ладно, фокусник и жонглёр, оставил бы ты свой цирк на Земле, - прокашлял примирительно. - Хотя бы для меня. Колись, как таможню преодолел?
Мишаня озадаченно почесал репу.
- А шут его знает, - скривился оправдательно. - Пьяный был, не помню.
- Вот так всегда, - проворчал я недовольно. - Хорошая отмазка, на все случаи жизни: чуть что - пьяный был. Навешают когда-нибудь на тебя детёв тучу - пьяный ты частенько бываешь, скажут: "Твои, милый". И станешь ты, Мишаня, отцом - героиней, - заметил его потемневшие от испуга зрачки. - Шучу я! Тем более, наука есть такая - генеалогия, в которой то ли по носу, то ли по ушам определяют отцовство. Ты бы лучше тропку контрабандную запомнил или механизм охмуривания таможенников - именно такие фокусы бы пригодились.
- Ты вначале отсюда выберись, - сказал Мишаня, скручивая крышку у бутылки.
- Да ладно тебе, - умиротворённо махнул рукой. - Щас хряпнем по чуть-чуть, и всё наладится.
Мишаня только хмыкнул многозначительно и сделал глоток прямо из горла. Даже не покривившись, почмокал губами и блаженно закатил глаза.
- Хороша чертовка... - протянул мне. - Очистка, конечно, подгуляла... Но ничего, ничего, - вынес вердикт. - Как говорится, на безголосьи и жопа - соловей, а на безводье и спирт - живая вода.
Принял в руку тепловатый сосуд с подмигивающей волнительно жидкостью. Не сказать, что сомневался, но за всей этой "небесной" беготнёй я практически забыл о своём призвании, стыдно подумать, даже обходился без своевременных вливаний. Я не боялся, что утерял технику употребления, как не может утратить технику скалолазания верблюд...сравнение вроде не по теме, но ничего, разберёмся... Нет, рука моя не дрожала, как и рука Дантеса в скорбный день для русской классики, но в душе скрёбся такой ма-а-аленький - маленький червячок сомнения, пищащий: "А может не надо? Так всё было чудесно, так... трезво..."
Я аж вздрогнул. Это что ж червящище, этот змей-антиискусситель предлагал?! Завязать?! Ну уж нет! - резким движением вскинул голову и, будто сигнальный горн, приложил к губам стекло...
Вот он миг откровения, когда гланды обволакивает нежная муть, горло, не поймёшь, то ли сжимается боязливо, то ли расширяется в отвращении, а в глаза уже настойчиво пробиваются градусы, пищевод шипит, а горячая ртуть насмешливо падает всё ниже и ниже... нет-нет, не настолько низко... а в желудке разворачивается настоящее побоище, практически избиение младенцев - в том случае, если в точке рандеву присутствует пищевая прокладка, а если нет, то спиртосодержащая смесь ведёт себя не иначе, как голодный зверь в клетке - рычит и бросается на стенки.
- Ху! - выплеснул пламя на Мишаню.
Тот поморщился и помахал у носа своим экскаваторным ковшом.
- Теряешь квалификацию, - вынес приговор. Подался ко мне. - А что это была за... - задрал голову вверх и зашевелил пальцами, пытаясь таким образом отыскать необходимое слово, - ...за фигня? Перед тем, как ты бахнул? - уточнил.