Пока шли по парковым дорожкам любители пирожков держались чуть позади Исмаилова, отчего у него было такое чувство, будто его ведут под конвоем. Игорь спиной чувствовал буравящие взгляды.
Наконец, они нашли уединённую скамейку. Сели. Видя, что клиент торопиться поскорее закончить ещё не начавшийся разговор, тот, что пониже откусил кусок пирога, отпил кофе из бумажного стаканчика и с усмешкой поинтересовался:
— Боитесь не успеть пригласить стенографистку ректора в ресторан?
— Она секретарша, — машинально поправил Исмаилов, мрачно заглядывая в наглые глаза приземистого крепыша. — И потом, разве вас касается моя личная жизнь?
Продолжая жевать, наглец лениво пожал боксёрскими плечами и многозначительно заметил:
— Только, если того потребуют интересы государства…
Его напарник с обворожительными усиками над верхней губой примирительно произнёс:
— Мистер Исмаилов, вы не должны воспринимать нас в штыки, ведь мы из военно-морской разведки…
Это было сказано со значением. При этом «Кларк Гейбл» с интересом и симпатией смотрел на Игоря.
— Мы рассчитываем на вашу лояльность — продолжал он. — К постороннему лицу мы бы не обратились. Вы понимаете?
— Не очень, — сухо ответил Исмаилов и взглянул на часы.
«Гейбл», наконец, представился:
— Моя фамилия Гудвин. Кэптен Арчи Гудвин. Мой напарник — Ниро Вульф.
Они даже вытащили свои удостоверения.
Игорь выдавил из себя вежливую улыбку:
— Польщен. Непонятно лишь, зачем вам понадобилась моя скромная персона. Ведь я уже три года, как в отставке.
— Мы из контрразведывательного отдела, служба расследования уголовных преступлений ВМС — пояснил Гудвин. — Занимаемся также обеспечением безопасности. Базируемся в Сан-Диего.
Вначале Исмаилова удивила такая непосредственность. Но затем он догадался, что сообщая о себе такие детали, Гудвин, видимо, хочет продемонстрировать ему так своё доверие.
— Понимаю. Я вас слушаю.
— Вам что-нибудь говорит имя Морриса Элтхауза?
Гудвин повторил фамилию по буквам.
— Я читаю газеты, — кивнул Игорь.
В газетах писали, что конгрессмен Элтхауз с семьей и друзьями проводил отпуск на личной яхте возле побережья Флориды. Судно и все кто был на борту исчезли при странных обстоятельствах.
— В последнем номере «Вечернего телеграфа» писали, что нашли лишь несколько обломков яхты.
— Абсурд, согласитесь — скорбно заметил Гудвин, качая головой. — Лишь несколько обломков и ни одного тела за десять дней поисков. Хотя, как вы понимаете, конгрессмены исчезают не каждый день, и к операции привлечены значительные силы. Нас интересует, что вы об этом думаете. Кстати, вот, можете посмотреть фотографии. Они сделаны с борта поискового судна и не попали в прессу.
Игорь взял несколько снимков, внимательно просмотрел, вернул обратно, после чего откинулся на спинку скамейки и закрыл глаза. Так прошла минута. Гудвин нетерпеливо кашлянул.
— Что скажите, мистер Исмаилов?
— Вам ведь не это интересно.
— Да?! — у Гудвина заметно дрогнули брови. Хотя он пытался выглядеть искренне недоумевающим, забегавшие глаза его выдали.
— Да — жёстко повторил за ним Исмаилов. — Думаю у вас достаточно специалистов, которые способны всё тщательно проанализировать. Да и в газетах чего только не пишут. И про внезапный взрыв двигателя, из-за которого экипаж яхты, якобы, мог не успеть подать сигнал бедствия. И про убийство из ревности…
Журналисты раскопали всё грязное бельё этой семьи, даже пишут, что конгрессмен мог умышленно исчезнуть, чтобы обрубить таким образом свои все проблемы.
— Этими бреднями пусть кормят домохозяек — презрительно прожевал второй контрразведчик по фамилии Вульф. — Тем более что исчезновение не было внезапным. С борта яхты успели отослать странное сообщение…
— В этой связи нас заинтересовал ваш доклад 1942 года — перебил подчинённого Гудвин.
— Вот как?
— Да, мы случайно наткнулись на него в архиве.
— Послушайте, джентльмены, раз вы читали моё дело, то в курсе, что с флота меня списали психиатры. Меня комиссовали вчистую. В госпитале из-за моих откровений меня объявили ненормальным и подвергли весьма радикальному лечению. Хорошо, что дело не дошло до лоботомии. Но через меня пропускали электрический ток, погружали в ванну с ледяной водой и проделывали со мной ещё массу любопытных вещей. После такого я уже ничего не помню. Кроме того, я не хочу лишиться своей нынешней работы в университете и снова оказаться запертым в психушку.