– Ужасно жаль, что посередине этого сна я проснулся, потому что захотелось в туалет, – продудел Оскар. – Но в постель я не наделал!
Едва Оскар снял у меня в комнате свой маленький рюкзак, я тут же потащил его к окну. Мы смотрели на пустую квартиру на четвертом этаже заднего дома. Там раньше жила старая фройляйн Бонхёфер. За этими окнами я когда-то заметил тени темнее темного. Они и навели меня на след Мистера 2000.
– На вид совершенно не опасно, правда?
– На вид нет, а так да, – пробормотал Оскар и поежился. Тонкие руки вдруг покрылись мурашками.
Мне вспомнился Моммсен. Недавно я встретил его на лестнице, когда он убирался в подъезде. Ему все еще не по себе при мысли о том, что Мистер 2000 затаскивал своих жертв в наш задний дом и прятал их там прямо у него под носом. На самом деле над ним, потому что Моммсен живет в полуподвале.
– Да если б только Бонхёферша про это узнала! – пробурчал он. – Она бы в гробу перевернулась! Такая культурная женщина была, очень приветливая, всегда со мной здоровалась.
Моммсена, словно облако, окружал запах бормотухи. И хотя поддает он часто, кроме него никто не умеет мыть подъезд так быстро и чисто. Поэтому на поддавание смотрят сквозь пальцы.
Но все-таки трудно себе представить, что фройляйн Бонхёфер могла приветливо здороваться с этим пьянчужкой.
– Она открутила газ, и он взорвался, – напомнил я Моммсену, сморщив нос. – Потому что болела.
– Помню. И чего?
– Ну, ее ведь разорвало на кусочки. И если эти кусочки начнут все сразу переворачиваться в гробу, будет громыхать довольно сильно.
– Обошлись без гроба, – фыркнул Моммсен. Он нагнулся и выжал тряпку над ведром. Штаны у него немного сползли с задницы, и было видно розовую ложбинку. – Это была кремация. То, что от нее осталось, сожгли, а пепел сложили в большую урну. Но если ты меня спросишь, я скажу, что хватило бы и банки из-под горчицы.
КРЕМАЦИЯ
Это когда мертвого человека сжигают в специальной печке. К крему отношения не имеет. Потом пепел складывают в урну. Но не ту, которая для мусора, а гораздо меньше.
Не-е, ну вообще!
Не отрывая взгляда от гусиной кожи на Оскаровых руках, я как раз хотел спросить его, сколько получится пепла, если сжечь взрослый труп целиком. Но тут в двери появилась мамина голова.
– Ну что, парни, – сказала она, – у вас всё в порядке?
Она улыбалась. Но как-то вымученно. Как будто напомнила себе в последнюю секунду: не забыть соорудить на лице улыбку, чтобы поприветствовать Оскара.
Оскар сдвинул очки на лоб, дал маме особо хорошую возможность полюбоваться на свои зубищи и протянул ей руку.
– Большое спасибо за приглашение переночевать.
– Всегда пожалуйста, – сказала мама, чуть не оторвав Оскару руку.
Я ужасно обрадовался! Оскар знать этого не мог, но тот, кому мама говорит «Всегда пожалуйста», становится кем-то вроде члена нашей семьи. Фрау Далинг мама это сказала после ее первого визита. Это случилось, когда фрау Далинг уже на лестничной клетке обернулась и спросила, нельзя ли ей время от времени заходить к нам, если на нее навалится серое чувство. Юле мама сказала «Всегда пожалуйста», когда Юле зашла одолжить немножко муки, а потом просидела у нас на кухне четыре часа, обсуждая ночные клубы и то, как целуются французы. Я очень надеюсь, что когда-нибудь мама скажет это и Бюлю. Но сейчас она говорила совсем другое:
– Есть хотите? Я тут подумала, что неплохо бы устроить маленький праздник и сходить перед бинго съесть пиццу. Подойдет, как вы считаете?
Мы посчитали, что подойдет просто суперски.
Скоро мы уже сидели в пиццерии на углу у Адмиральского моста. Там я чувствовал себя немножко как дома. Раньше я иногда мечтал, как было бы, если бы мы с мамой жили в Италии. На родине моего папы. И каждый день ели бы пиццу и мороженое. И глядели бы на башню в Пизе. И на Колизей в Риме.
КОЛИЗЕЙ
Это огромный круглый театр без крыши. Там раньше гладиаторы бились друг с дружкой. А еще с носорогами, львами и другими огромными зверями – колоссами. Поэтому его так и назвали.
Только в Неаполь мы бы не ездили. Потому что как раз там моего папу во время рыбалки утащила за борт огромная рыба. И он утонул. Плюх, буль-буль, смерть.