Андреас Штайнхёфель
Рико, Оскар и тени темнее темного
Суббота. Макаронина-находка
Макаронина лежала на пешеходной дорожке. Она была волнистая и толстая, с дыркой внутри от начала и до конца. К ней прилипло немножко засохшего сырного соуса и грязи. Я поднял ее, вытер грязь и глянул на старый фасад дома номер 93 по Диффенбахштрассе, а потом в летнее небо. Никаких облаков и, что важно, — никаких белых полос от самолетов. Кроме того, размышлял я, окно в самолете нельзя открыть, чтобы выбросить еду наружу.
Я зашел в подъезд, промчался по лестнице, выкрашенной в желтый цвет, на четвертый этаж и позвонил к фрау Далинг. Как всегда в субботу, у нее в волосах были большие разноцветные бигуди.
— Наверно, это ригатони. А соус — совершенно точно горгонцола, — объявила она. — Очень мило с твоей стороны принести мне эту макаронину, золотко, но я ее из окна не выбрасывала. Спроси-ка ты лучше у Фитцке.
Она усмехнулась, постучала пальцем по голове и закатила глаза. Фитцке живет на пятом. Я его терпеть не могу, и вообще я не верил, что макаронина его. Фрау Далинг я выбрал первой, потому что она частенько выбрасывает чего-нибудь из окна — прошлой зимой, например, телевизор. Через пять минут она выбросила и своего мужа, но его — только из квартиры. После этого она прибежала к нам, и маме пришлось по ее просьбе налить ей «капельку».
— У него есть любовница! — объявила фрау Далинг в полном отчаянии. — Если бы эта тупая корова была хотя бы моложе меня! Налейте-ка мне еще чуточку!
Раз уж телеку настал капут, а муж ушел, фрау Далинг, чтобы утешиться, купила себе на следующий день совершенно обалденный плоский телевизор и DVD-плеер. С тех пор мы с ней вместе время от времени смотрим фильмы про любовь или детективы, но только по выходным, когда фрау Далинг может выспаться. По будним дням она работает в торговом центре Карштадт на Германплатц, в мясном отделе. У нее всегда очень красные руки, вот как там холодно.
Когда мы смотрим телевизор, мы едим ленивчики — с колбасой и яйцом или с лососем. Если фильм про любовь, фрау Далинг изводит по меньшей мере десять носовых платков, но в конце всегда начинает ругаться: как же, парень и девушка вроде как нашли друг друга, но вот теперь-то и начнется настоящая лажа, да разве в фильмах такое покажут, они же все врут, сволочи… Еще ленивчик, Рико?
— Сегодня вечером, как договорились? — крикнула мне вслед фрау Далинг, пока я бежал на пятый, перепрыгивая через две ступеньки.
— Ну конечно!
Ее дверь захлопнулась, а я постучался к Фитцке. К нему всегда нужно стучаться, потому что звонок сломан, наверно, еще с 1910 года, когда построили наш дом.
Ждать, ждать, ждать.
Шарк, шарк, шарк, послышалось за толстой старой дверью.
И вот, наконец-то, сам Фитцке, на нем по обыкновению темно-синяя пижама с серыми продольными полосками. Помятое лицо все в щетине, а пряди седых волос торчат на голове во все стороны. Вот неряха, честное слово! Тяжелый, спертый воздух ударил мне в нос. Кто знает, что у него там. Я имею в виду — у него в квартире, а не в голове. Я попытался незаметно глянуть мимо Фитцке, но он загородил мне путь. Нарочно! В нашем доме я заходил уже во все квартиры, только у Фитцке не был. Он меня не пускает, потому что терпеть не может.
— А-а-а, это ты, дурья башка, — прорычал он.
На этом месте надо, наверно, объяснить, что меня зовут Рико и я — необычно одаренный ребенок. Это значит, что я умею много думать, но думаю дольше, чем другие. С мозгом это не связано, он у меня нормальных размеров. Просто из него иногда что-то выпадает, но я, к сожалению, никогда не знаю заранее, что выпадет и откуда. И еще я не всегда могу сосредоточиться, когда что-нибудь рассказываю. Чаще всего я теряю красную нить, во всяком случае, мне кажется, что цвет у нее красный, но может быть, она зеленая или синяя, — в этом-то и заключается проблема.
В голове у меня иногда все просто идет кувырком — как в лотерейном барабане. В лотерею-бинго я играю каждый вторник вместе с мамой в клубе пенсионеров «Седые шмели». Шмели арендуют помещение у церкви. Понятия не имею, почему мама так любит туда ходить, там ведь и вправду тусуются одни пенсионеры.
Некоторые, кажется, никогда и не уходят оттуда домой, потому что по вторникам на них всегда одни и те же шмотки (как на Фитцке всегда его единственная пижама) и от них странно пахнет. Может, маме все это только потому так ужасно нравится, что она очень часто выигрывает. Каждый раз она сияет, когда идет на сцену и забирает какую-нибудь дешевую пластиковую сумочку. Выигрыши, вообще-то, почти всегда — дешевые пластиковые сумочки.