«Вечерние новости» кончились. Ульф Браушер исчез. Фрау Далинг решительно нажала на пульт. Экран почернел, потом появился розовый символ DVD-плеера.
— Будем смотреть детектив.
Фрау Далинг тяжело поднялась с дивана и пошла к шкафу с коллекцией фильмов.
— Про мисс Марпл.
Тут уж я не стал сдерживаться и радостно завизжал.
Потом, когда я снова пришел в нашу квартиру и улегся в кровать, я никак не мог заснуть. Это было немножко из-за мисс Джейн Марпл. Я всегда волнуюсь, когда смотрю фильмы про нее, потому что боюсь, не случится ли с ней чего. И всегда забываю из-за волнения, что в последний раз в том же самом фильме она осталась жива.
И еще я немножко волновался из-за того, что было полнолуние. Луна освещала темные, слепые окна пустых квартир заднего дома. На некоторых еще висят старые занавески. А с моей кровати очень хорошо виден именно четвертый этаж. Там фройляйн Бонхефер покончила с собой. Фройляйн Бонхефер была старой дамой. Однажды она узнала, что у нее рак легких, но в больницу ей не хотелось. Она отвернула газ, зажгла последнюю сигарету и подождала какое-то время. А потом — БУМММ!
Сначала думали, что задний дом не слишком пострадал от взрыва. В квартирах, которые сильно разнесло, вставили новые окна и всякое такое, но потом выяснилось, что на лестничных клетках пятого и шестого этажа в стенах появились трещины. Все это хозяйство запросто могло порушиться, и жильцам пришлось выехать.
Окна на лестничной клетке забили, на входную дверь со стороны двора повесили новый толстый навороченный замок, и с тех пор всякие собственники квартир спорят, во что обойдется строительство дома заново.
Это было много лет назад. Но с тех пор — Моммсен рассказал мне это сразу после нашего переезда — фройляйн Бонхефер якобы бродит привидением по своим старым комнатам. Моммсен только-только устроился в нашем доме дворником и техником-смотрителем по совместительству, когда она покончила с собой. Он твердо верит, что фройляйн все еще ищет в своей бывшей квартире пепельницу или чего-нибудь в этом роде.
Я всегда смотрю на ее окна, все равно, хочется мне этого или нет. И часто думаю, не попросить ли маму повесить занавески или шторы, но тогда она, наверно, решит, что я слабак. Иногда мне кажется, что я вижу в той квартире за тенью фройляйн Бонхефер еще более темные тени, которые скользят по пустым комнатам. Я знаю, что эти тени, которые темнее темного, — просто мое воображение, но легче от этого не становится. Особенно когда ночью очень надо в туалет, но не хватает храбрости встать — у меня никогда не хватает, ведь мама ночью работает, и я в квартире один. Я уже несколько лет больше не делаю в штаны, как раньше. Но точно знаю: если дольше одной минуты смотреть, как темные тени шмыгают туда-сюда, это снова случится. Поэтому перед тем как заснуть, я чаще всего натягиваю на голову одеяло.
И сегодня тоже.
Под одеялом я еще подумал об Оскаре и о том, увижу ли я его когда-нибудь снова. Потом я заснул.
Воскресенье. Каникулярный дневник
Мне понадобилось почти целое воскресенье, чтобы записать про все, что произошло в субботу. Времени ушло много, но это ничего, мне никто не мешал, потому что мама весь день спала. В выходные она задерживается в клубе еще дольше обычного. Она пришла домой только утром около десяти и тут же рухнула в постель. И поэтому не узнала, что я весь день просидел за компьютером. Если мой эксперимент сорвется, она, по крайней мере, не будет потом разочарована.
Вся эта писанина — идея Вемайера. Это из-за нее мне пришлось в субботу опять тащиться к нему, хотя вообще-то уже начались каникулы. Он хотел еще раз поговорить со мной о сочинении про Ландверканал, которое я писал две недели назад. На Вемайера оно произвело мощное впечатление.
— Правописание у тебя хромает на обе ноги, Рико, — сказал он. — Но как ты пишешь — в этом что-то есть. Ты — хороший рассказчик… если не обращать внимания на довольно длинные отступления. Ну ты знаешь — те самые, про Северное море.