Выбрать главу

— Боже, пожалуйста, нет!

Потрескивание следует после запаха горелой плоти.

Проснись, проснись! Не могу пошевелить конечностями. Словно меня закопали заживо. Лена! Лена!

— Ник! Пожалуйста! — Она кричит мне, и это один из тех моментов, когда осколки агонии впиваются в мое сердце, угрожая затащить за грань сумасшествия.

— Он не слышит тебя, — дразнит мужской голос. — Так что кричи, маленькая свинка, кричи!

Прикладывая костяшки к вискам, я расхаживал перед Джеленом, останавливаясь лишь, когда крик замолкал. Языки яростного пламени взмыли вверх по моему телу, оставив волну адреналина, нужду в жестокости и боли. Боли Джелена.

— Кричи, маленькая свинка, кричи. — Я вколачиваю кулаки в его лицо, сбивая костяшки о его скулы с брызгами крови, отправляя его голову дергаться в сторону. После очередного удара из его рта вылетели зубы. Поднимая один с пола, я повертел его в руке и бросил ему в лицо.

Его мышцы дергались с каждым моим движением.

— Тебе страшно? — спросил я.

— Пошел… на хер.

Хрящ хрустнул под кулаком, который я обрушил на его нос.

— Тебе страшно?

— Да! — Он выплюнул кровь мне на сапог. — Ты конченый урод! — Слова, произнесенные в нос, вызвали улыбку у меня на лице.

Я сдернул повязку с его глаз и поднял маску, открывая свое лицо.

Он стрельнул взглядом вверх. Всегда интересно, когда на них снисходит понимание. Иногда мне хочется записать на камеру эти моменты, чтобы снова и снова проигрывать, давясь со смеху.

— Т-т-ты. Я подстрелил… мы убили… и сожгли дом.

Идя против своих лучших суждений и совета своего психотерапевта, я спросил:

— Ты помнишь, что с ней сделал?

Джелен просел на стуле и рьяно закачал головой, словно находился на краю рыданий.

— Мне жаль, чувак. Я… прости…

— Я не спрашивал, что ты сейчас чувствуешь. Откровенно говоря, я бы трижды насрал на то, насколько тебе жаль. Я спросил, помнишь ли ты, что с ней сделал.

Покатывая головой по плечам, он прохныкал:

— Это… было не тем… что ты думаешь. Я не делал… ничего. Она дразнила нас, чувак. Она была… стриптизершей, так ведь? Снимала… одежду. Предлагала отсосать…

Ярость выстрелила по моим венам, словно огненными пулями, и я обрушивал кулаки на его лицо снова и снова, пока его глаза не распухли от ударов.

Прекрати. Хватит. Я мог услышать слова Алека, словно он стоял у меня за спиной, и мне пришлось уговаривать себя прекратить избивать этого жалостливого отморозка.

Он должен умереть медленно. Безжалостно. По правде говоря, я уже знал, что он сделал. Знал, что Джелен изнасиловал ее не только своим членом, но и дулом пистолета. Знал, что он тушил о нее свои сигары. Резал ее. Бил. Пока, наконец, они не пристрелили ее. И все это происходило пока я лежал, истекая кровью, находясь в полусознательном состоянии буквально в той же комнате.

Одних этих образов хватило, чтобы забросить меня в больницу из-за передозировки. Не будь я таким трусом, ввел бы себе серную кислоту в вену, чтобы выжечь эти воспоминания изнутри. Вот только это даст возможность ублюдку передо мной сбежать и жить дальше.

Мне все еще нужно было сделать свою работу.

Разминая шею, хрустя ею и поворачивая головой из стороны в сторону, я сделал глубокие вдохи.

— Мне… мне жаль из-за того, что я сделал. — Его слова слетели с хрипом, словно кровь стекала ему в горло.

— Я тебе не сраный священник. Всем жаль только перед смертью. Сколько раз она молила тебя сжалиться? Сколько раз просила прощение?

Его губы скривилась.

— Мне жаль, чувак.

Злость спиралью курсировала по моему телу, словно ураган, я схватил его лицо с рычанием и достал свой нож. Почувствовав нахлынувший адреналин в венах, я отрезал его ухо, сильно напрягая мышцы, так как он дергался в моей хватке. Я хотел бы сказать, что убийства хоть как-то задевали меня. Что пытки затрагивали какую-то часть моей души, насколько бы темной она не была. Но этого не было. Я отключался, наблюдая за убийствами, словно пассивный убийца. Внутри меня не было ничего, кроме пустоты, и чем скорее он умрет, тем быстрее я смогу заполнить эту дыру алкоголем, в котором так отчаянно нуждался.

Как быстро мужчину можно превратить в животное. В психопата, отключившего чувство морали.

Пришлось приложить некое усилие, но его ухо все-таки осталось у меня в руке, и я поднял его как трофей, пока гортанные крики рикошетили от стен здания.

— Ты, наверное, не слушаешь меня, Джелен. Мне трижды насрать на то, что тебе жаль.

Кашель и икание прорывалось сквозь его крики, и я бросил окровавленное ухо ему в лицо. Три года назад я бы побелел от страха, услышав о таком зверстве. Меня бы стошнило.

Но прямо сейчас я не чувствовал ничего. Кроме ненасытности.

Невмоготу было смотреть на парня, не видя свою жену, не видя слезы, стекающие по ее лицу. Не слыша мольбу, чтобы они остановились. Беспомощность узлами связала мой желудок, и руки сжались в кулаки по бокам.

Я сделал несколько глубоких вдохов. Добей его до конца. Его смерть должна была быть медленной и безжалостной, как и многие часы, на протяжении которых он пытал ее.

Не могу. Я сжал зубы так сильно, что почувствовал, будто они крошились у меня во рту.

Я снял цепи, а затем поднял его руки, удерживая наручники на руках и натянул его руки через плоскую поверхность, пока огибал гидравлический пресс, становясь напротив того места, где сидел Джелен.

— Когда-нибудь видел, как делаются пули?

Мой вопрос встретила интенсивность его скуления.

— Я всегда думал, что их выплавляют из свинца и придают им форму пули. — Сильный рывок за наручники прекратил его жалкие завывания. — А это не так! Тяжелый свинцовый брусок загружается в пресс, и используется херова куча давления, пока они формируют пули, сжимая металл. — Я сжал ладони с хлопком, и когда цепи зазвенели, Джелен поморщился, прежде чем его губы задрожали, а затем пролили на этот свет еще больше рыданий. — Интереснейшее дерьмо.

Возвращаясь на его сторону, я опустился на пол на колени.

— Так ты у нас поставщик оружия, а? Когда-нибудь задумывался, как они станут называть тебя, если у тебя не будет рук, чтобы делать поставки? — Под аккомпанемент его рикошетящих во мраке криков я улыбнулся, купаясь в его видимом страхе — том самом ужасном звуке, который разорвал мою грудь за мгновения до того, как в мою жену и сына были выпущены пули. — Гребаная ирония, не находишь? Ты бы мог стать безруким поставщиком после этого, — мой смех эхом разносился от стен.

— Пожалуйста, не… делай этого, мужик. Все, что хочешь…. Я дам тебе, все, что ты захочешь.

— В ту ночь, когда ты ворвался в мой дом, у тебя был выбор. Хорошее или плохое, — я схватился за рукоять пресса. — Ты выбрал неправильно.

Закрывая глаза, я призвал тьму из непроглядных теней своего разума. Его крики сотрясли мои мышцы, и я нажал на кнопку «пуск».

Глава 27

Шеф Кокс

— Ну и? Кто позвонил на этот раз? — Кокс обошел мужчину, пристегнутого к стулу ремнями, лоб которого был прижат к гидравлическому прессу. Как и на двух первых местах преступления, возле жертвы было написано: «Око за Око», в этот раз сверху на прессе.

— Первая смена. Его нашел один из работников завода. — Берк опустился на колено рядом с жертвой, когда коронер откинул голову мужчины назад. — Похоже, его не слабо избили. Лицо вздулось, словно воздушный шар. Ухо отрезано начисто.

— Вздутости по всему его телу, — произнес следователь, продолжая свой осмотр. — Синдром сдавления. Часто бывает при переломах.

Берк уставил на пулевое ранение как раз над местом, где было ухо парня.

— Пулевое ранение в голову. Что скажите, двадцать второй калибр, шеф?

— Скорее всего. — Кокс повернулся к менеджеру и владельцу здания, пока оба они удерживали дистанцию за полицейской лентой. — Нам можно это включить? Мы хотим приподнять пресс. Увидеть, что под ним.