— Не совсем. Игра про преступную мафию под названием «Лестница богов». Игроки выводят из игры крупных шишек от имени пресловутой семьи преступников Габриэлли, чтобы подняться вверх. Конечная цель — вывести Главу семьи Габриэлли. Это игра мести.
— Оу. А кто герой игры?
— Тот, на создание которого я потратил годы. Задолго до того, как разработал игру. Он основной герой.
— И почему он хочет отомстить? — вскинула бровь Обри.
— Я никогда не разработал полностью эту часть игры. У него была предыстория, но... Я просто держал ее в тени. Это делало его загадочным и сумасшедшим. Антигероем, своего рода. У него были довольно жестокие способы наказания, и на протяжении всей игры игроки сражались со своей совестью. Все, что им дано, — это отрезки памяти. Они создают свою собственную предысторию, чтобы оправдать жестокость, пока играют.
— Звучит словно хит, — она сунула еще один кусочек бекона в рот, пережевывая, когда говорила. — Не принимай слишком близко к сердцу. Из меня плохой геймер. Она пользовалась популярностью?
— Я не довел ее до выпуска. У меня была встреча с издателем вечером… — Я прочистил горло, удушая виноватое признание, которое всегда кололо мои мысли. — Просто не получилось.
— Ник? Я не хочу лезть, но... в ту ночь... как ты выжил?
Это был вопрос, который я задавал себе снова и снова. Я не знал, как. Физически или умственно.
— Я как-то поднялся на ноги, готовый идти за этими ублюдками. Где-то по пути я упал. Не знаю, где. Но меня нашла молодая девчушка. Девушка с улицы, — моя щека дрогнула от желания улыбнуться, когда я подумал о Лорен такой молодой. — Она вызвала скорую помощь. Взяла к себе мою собаку, пока я был в больнице. Я обязан ей своей жизнью.
— У тебя удивительное чувство преданности, Ник. Должно быть, это замечательное чувство для молодой девочки — заслужить такое уважение.
Я допил остатки виски и поставил его на столе.
— Лорен больше не девочка. Ей девятнадцать.
— Она что-то вроде дочери для тебя?
Тупая боль запульсировала в моем сердце при мысли о том, чтобы оборвать с ней все связи.
— Была. Сейчас она выросла. У нее свое жилье. И в колледж ходит.
— Значит, ты вырезал себя из ее жизни?
— У нас с Лорен есть правило. Никаких связей.
— Связи делают тебя уязвимым, — она отвела свой взгляд. — Итак, скажи мне... что ты будешь делать после того, как воплотишь свою месть?
— Я не загадывал так далеко.
— Потому что ты не знаешь, что на другой стороне? — Обри не подняла глаза. — Ты боишься, что у тебя не будет цели, как только ты его убьешь? Вот почему ты избегаешь связей? — Когда Обри наконец подняла голову, мои мышцы напряглись, когда я посмотрел в ее глаза, казалось, смотрящие прямо в мою душу. — Они связывают тебя с миром? С жизнью?
— Я не могу тебе лгать, Обри. Я не тот человек, которым ты меня считаешь. — Я сражался с ее взглядом, не отводя от нее глаз, но, черт возьми, она могла разрушить защиту человека. — Я знаю, что в твоей жизни случилось какое-то конченое дерьмо. Но оно не может быть хуже моего. Я хочу быть белым рыцарем, который отгонит все твои ночные кошмары, — наконец, разорвав наш зрительный контакт, я опустил голову. — Я был им раньше. Теперь во мне так много темноты, и я боюсь... — Черт, я даже не мог сказать слова, которые мучили меня последние пару дней.
— Ты ничего не боишься, Ник.
— Я боюсь причинить тебе боль, — кивнул я, смирившись с тем, что признался, что, в конце концов, станет меньшей болью для нее. — Ты права. После этого для меня ничего не останется.
Боковым зрением я мог увидеть, как она скрещивает руки.
— Так, это... касается того, почему ты выжидаешь. Последнее «ура», прежде чем ты отправишься устроить взрывное огнестрельное шоу, так?
Я не мог посмотреть на нее, не говоря уже о том, чтобы ответить на вопрос.
— Я ведь тоже не та женщина, которой ты меня считаешь. Ник, я не ищу белого рыцаря. Я наплевала на белых рыцарей давным-давно. — Она вдохнула от моего непробиваемого молчания. — Зачем ты удерживаешь меня? Почему не отпустишь меня, или еще лучше, почему ты не убьешь меня?
Ухмыляясь, я покачал головой на то, что превратилось в смехотворную мысль. Странно, как разум мог переходить из одного состояния в другое.
— Я, может, и долбанутый на голову, Обри, но я не смог бы убить тебя, даже если бы попытался. Не теперь.
— Тогда зачем удерживать меня здесь? Почему ты не освободишь меня?
— Я еще не могу.
— Почему? Черт возьми, скажи мне, почему! — Ее кулак опустился на столешницу, и я поднял взгляд. Несомненно, она чувствовала такое же состояние неопределенности, в котором я был подвешен. — Я устала слышать, что ты не можешь. Я хочу знать, почему ты не можешь! Я видела... — Она прочистила горло. — В твоей комнате. У тебя есть мои фотографии. Им минимум год.
Я нахмурился, услышав о вторжении, размышляя о том, как много она узнала о моей жизни, когда рыскала в моей комнате.
— Ты рылась в моих вещах?
— Мне нужны ответы. Мне нужно знать, какую роль я играю в этом, Ник.
— Алек хочет тебя оставить. — Я хочу тебя оставить. Я чувствовал себя эгоистичным ублюдком, более жестоким, чем любой из мужчин, которых я убил за последние две недели. Передо мной сидело красивое раненое создание, оказавшееся в моей маленькой темной клетке, умоляя меня о свободе. Свободе, которую я отказывался предоставить, потому что эгоистично жаждал чего-то большего. Больше, чем она.
— Для чего? Ты сам хотя бы знаешь? Я бесполезна для Майкла. Если ты думаешь, что выиграешь какую-то сделку века, предложив меня взамен, ты ошибаешься! Ему насрать, если даже ты убьешь меня. Единственное, о чем он будет сожалеть, что не сделал этого сам! И если он придет к тебе за местью, это только потому, что ты подбил его на это. — Она подняла мой телефон со столешницы и пнула меня им в грудь. — Звони своему Алеку. Спроси его, чего он от меня хочет.
— Ты не понимаешь, Обри.
— Позвони ему.
— Я не могу...
Ее подбородок дрогнул с вызовом, чем я в какой-то мере наслаждаюсь. Благодаря его золотистым глазам, полным огня, черт меня дери, если я не почувствовал, что по моему телу пронесся поток. Огонь, что полыхал под кожей, превратил меня в сплошной гибкий провод от тикающей до взорвавшейся бомбы похоти.
— Тогда попробуй остановить меня, когда я уйду. — Она развернулась — длинные пряди волос заплясали вокруг плеч — и побежала прямо к двери, ведущей из кухни.
Я ринулся вперед, толкая ее спиной к стене, прижимаясь членом к ее сердцевине, пока она не почувствовала мою потребность в ней. Обхватив ее подбородок правой рукой, я зашипел, когда ее губы сжались. Черт побери, эти маленькие револьверные губки могли бы превратить меня во взорвавшуюся бомбу немедленного действия.
Я впился губами в ее губы и украл поток яростной ругани, которую она собиралась выплюнуть.
Обри пытаясь разорвать поцелуй. Бесполезно.
Потирание о нее медленными толчками утихомиривало приглушенный спор, вибрирующий напротив моих губ. Захватив ее волосы на затылке, я убедился, что она не смогла бы выскользнуть из моей хватки, и Обри сдалась, выгнув свое тело к моему.
— Хочешь правду? — спросил я. — Да, план был убить тебя вместе с Каллином, если он не пойдет на переговоры. Хоть я не собираюсь убивать тебя, но я также не собираюсь возвращать тебя обратно тому куску дерьма, что зовется твоим мужем. Но я не могу... отпустить тебя, пока что. — Скрипя зубами, я сжал кулак, которым удерживал ее за волосы. — Ты понимаешь? Я не могу.
В моих глазах, должно быть, четко и ясно читалась мольба.
За прозрачным щитом из слез ее глаза смягчились перед поражением.
— Да. Я понимаю. И это, пожалуй, делает меня такой же долбанутой на голову, как и ты.
Глава 39
Шеф Кокс
Кокс припарковался на круглой подъездной дорожке недавно обновленного особняка Брэндона Мелоуна. То, что наркобароны жили лучше, чем долбаный шеф полиции, кусало этого самого шефа за зад. Он поковылял вверх по лестнице к входной двери, съеживаясь от гортанного рычания, которое послышалось в виде предупреждения с той стороны. У Мелоуна было три датских дога, и Коксу хотелось пристрелить гребаных любителей костей, что уже были на взводе, еще когда он впервые с ними повстречался.