Тем не менее стенки моего влагалища все еще захватывали то, что казалось длинными пальцами внутри меня.
Я резко выдохнула.
— Кончи для меня, Обри.
Этот голос! Такой насыщенный и хриплый, он щекотал мою грудь. Неповторимый голос Ника.
Это он. В моей постели. Он настоящий. Не сон.
Извиваясь под ним, я боролась с нарастающим давлением, жар внутри меня пульсировал, закручиваясь, обещая самое изысканное освобождение.
Нет! Нет! Мой разум протестовал, желая убедиться, что человек действительно был им.
В отчаянном метании между разумом и телом я попытался оттолкнуть неизбежное напряжение внутри живота, но трение по моей неукротимой и голодной плоти и напряженность в моих мышцах заявили, что сопротивление бесполезно. Мои мышцы стали жесткими, задрожали от воздержания, борясь с возбуждением. Я хотела повернуться и посмотреть на его лицо, чтобы убедиться, что это не какой-то долбаный псих с предсмертным желанием, но оргазм обрушился на меня, и все, что я могла сделать, — это лежать там, позволяя ощущениям парализовать меня, утащить меня под поверхность.
Волны экстаза гудели в моем теле, распространяясь, точно пламя, по моим мышцам, преследуемые покалыванием и провоцирующие головокружение. Сжав простынь свободной рукой, я вцепилась зубами в руку, выругавшись в свою же кожу. Спина изогнулась, мышцы туго натянулись, тело действовало по своей воле, переживая самый интенсивный оргазм, который был у меня за последние пару месяцев.
Пока мой разум задавался вопросом «Какого хера?», я закричала, сознаваясь в том, что он уже знал, так как его пальцы неумолимо вели меня ко второму оргазму, быстро и влажно скользя, отчего при каждом движении их втягивало в себя мое тело. Его большой палец ласкал мой клитор, погружаясь во влажность, затем размазывая ее по чувствительному, и к тому же предательскому, маленькому бутону. Мой собственный стон гудел в моей голове, и я извивалась, судорожно напрягаясь от пламени внутри моих мышц.
Пошел ты! Пошел ты! Мое сознание закричало внутри своей клетки, пока очередной оргазм взорвался в моем теле, посылая вспышки света под моими веками.
— О, боже, Ник. Я ненавижу тебя. Я, бл*дь, ненавижу тебя, — я хотела рыдать в подушку и выть от предательства, которое я вдруг почувствовала, но эти выстрелы удовольствия пронзали мои вены, взрыв холодным покалыванием тушил пламя в импульсах, которые заставили меня улыбаться вместо того, чтобы нахмуриться — истинное противоречие абсолютного блаженства и ярости, танго внутри меня.
— Даже выразить не могу, как меня волнует, когда ты снова произносишь мое имя, — его пальцы выскользнули из меня. — Я скучал по твоему вкусу, — в его груди раздался рык, и когда меня схватили за горло, я взяла пистолет с тумбочки, перекрыла рукой свое тело, вжав дуло в то, что я считала подбородком.
— Ахиллес Х?
— Привет, револьверные губки, — его хватка ослабела, и перекатившись на мужчину, я оседлала его тело, отчего его эрекция прижалась к моей заднице. Я наставила на него пистолет.
Когда он стянул лыжную маску, его губы, которые так чертовски сильно хотелось поцеловать, растянулись в ухмылке.
— Разве родители не учили тебя запирать двери?
Великолепные голубые глаза, которые я никогда не думала, что увижу, снова заставили сердитую тираду разгореться внутри меня, только она умерла на моих губах. Ник. Ахиллес. Алек Вон. Один и тот же человек, смотрел на меня с таким выражением, от которого трусики на мне становились влажными, и задница упиралась в его член. Тот вид волнения, который приходит только с мечтами, потому что как еще можно объяснить, почему я не превращаюсь в месиво из горя и слез при виде его?
— Что... что ты такое? — Слова скатились с языка, когда я мысленно искала связь. — Понятно. Я рехнулась, — я провела рукой по волосам, приступ паники пополз по моему позвоночнику. — Вот, дерьмо, я сошла с ума. Я вижу призраков.
Игнорируя пистолет и мое расстройство, он протянул руку, кончики пальцев протанцевали вдоль хребта по моему платью.
— Черт… никогда не видел тебя в красном, но теперь не могу представить тебя в каком-нибудь другом цвете. Ты всегда спишь в платье или знала, что сегодня я приду за тобой?
Этот голос. Его голос. Словно дрессированная собака, мои бедра сжались от волнения, поразившего мое сердце. Мой желудок стянуло в узел, когда холодок поднялся по моему позвоночнику, умоляя о повторении того, что он совершил всего несколько минут назад.
Конечно, я, должно быть, сплю. Мне снился этот сценарий, по крайней мере, раз десять, как днем, так и ночью — фантазия, в которой он приходил ко мне, держал меня в плену и ласкал мое тело часами. Я превратилась в странную девушку с извращенным фетишем быть похищенной, которая засыпала от эротических историй о том, чтобы быть сметенной, заключенной в темные фантазии, о которых я никогда не думала до появления Ника.
Его прикосновение задержалось на моей щеке, и если бы не его взгляд, я бы накрыла его руку своей, чтобы сохранить ощущение. Если бы он был там, на самом деле там, то:
— Почему Ахиллес не залаял?
Его брови взлетели.
— Ты назвала свою собаку в мою честь? Я польщен. По-видимому, он не обучен убивать злоумышленников, особенно тех, кто вооружен угощениями для него.
— Хитро.
По телу пробежал новый порыв гнева, в противовес которому стало возбуждение от того, что он был в моей спальне, где я планировала взять его в плен, если он не убьет меня первым. Я ненавидела его за то, что он заставлял меня чувствовать то, что я ощущала в течение стольких месяцев, но, черт возьми, если бы мое тело могло сердиться на него. Часть меня хотела прыгнуть в его объятия.
— Я думала, ты умер.
Его взгляд задержался на моих губах, когда челюсти напряглись.
— Я выбежал. Дверь в подвале привела меня в туннель, который выходил через заброшенное здание в двух кварталах ниже, — он взглянул на пистолет, который я направляла на него, как доказательство недоверия того, что он был жив. — Собираешься меня пристрелить?
Он выжил. Был жив все это время?
Путаница внутри моего тела вращалась, как торнадо, изгоняя случайные эмоции, которые не имели смысла. Такие неуместные, влияющие на мои слова и реакции. Счастье. Печаль. Злость. Неверие. Абсолютный хаос, скручивающийся под моей кожей.
Я хотела кричать на него, но смогла только улыбнуться. Хотела поцеловать его, но палец дернулся к курку. Мое сердце похолодело от жалости и недоверия перед тем, что я проснусь от разочарования. Руки жгло от пощечины, которая так и хотела сорваться по его щеке.
Я опустила пистолет, ощутив боль стольких ночей, когда я думала, что потеряла его. Почти потеряла себя.
— Твое тело радо меня видеть, — он сунул два пальца в рот и облизал их, заведомо провоцируя во мне дрожь от позвоночника к киске. Ему хватило наглости снова улыбнуться. — Все еще сладкая, как и всегда.
Ярость и волнение горели в моей крови.
Стремление ударить и поцеловать было слишком велико! Резкое жжение царапнуло по черепу, когда я заскрежетала зубами. Часы боли, слез, неверия, горя, гнева, восприятия. Ради ничего. Ничего.
— Все это время ты... и ты не...
Онемение перелилось от моего сердца в конечности, покалывая в кончиках пальцев, и я почувствовала свет — такой, какой вы чувствуете во сне. Спала ли я? Я все еще не знала точно. Слезы грозились политься из глаз, чтобы прорвать чертову дамбу, которую я строила так долго. Когда я плакала после взрыва, мне приходилось притворяться, что это были слезы по моему ублюдочному мужу.
— Козлина! Ты знаешь, что это со мной сделало? — Я ударила его кулаком в грудь и наклонилась, чтобы оттолкнуться от него.
Ник подскочил в сидячее положение и схватил обе мои руки.
— Отпусти меня! — Я выкрутила запястья, чтобы освободиться, разочаровавшись, когда его хватка усилилась.
— Я не могу сказать, сколько раз я хотел украсть тебя, чтобы ты поехала со мной.