— Тогда откуда такой суровый приговор? Она решительно посмотрела на него:
— Потому что время от времени необходимо жертвовать одним из подельников Савича. Иначе снисходительность судьи Лэрда может вызвать подозрения.
— Снисходительность Като Лэрда? — сощурился Дункан. — Подожди, ты имеешь в виду…
— Савич и Като — партнеры. Они много лет работают вместе.
Дункан замер, словно громом пораженный:
— Лэрд смягчает приговоры людям Савича.
— И за это ему хорошо платят.
— Сукин сын!
— У Савича десятки наркодилеров. Время от времени они попадаются. Тогда они появляются у Като в суде, и ему обычно удается добиться отмены приговора. Или он во время заседания помогает защите. Если он не может оправдать, тогда смягчает приговор, иногда дает срок условно. Вскоре наркодилер возвращается на улицы и зарабатывает для Савича деньги. Савич платит Като за выполнение сделки. Все счастливы.
— Сукин сын, — повторил Дункан так громко, что две пожилые дамы, выгуливающие на пристани собак, недовольно нахмурились. — Ведь это давно было ясно, а мы не догадались!
— Не надо слишком винить себя или офицеров из отдела по наркотикам, — сказала Элиза. — Между ними нет явной связи. Като никогда не говорит о Савиче. Никогда. При мне он только раз назвал его имя, когда рассказывал про скандал, который ты из-за него устроил в зале суда.
— Теперь-то этот суд и вовсе выглядит нелепым. Они разыграли спектакль, отлично зная, чем все кончится.
— Может быть, — согласилась она. — Дело у них ловко поставлено, это верно. Никто ничего не заподозрит, потому что Като достаточно умен, чтобы время от времени жертвовать кем-нибудь.
— Например, твоим сводным братом.
— Он понял, что его подставили, и решил раскрыть всю их игру. Но не успел. Его убили. Он успел отсидеть только два дня. Он умер в душе…
— Ему в глотку засунули кусок мыла. Твоего сводного брата зовут Чет Роллинз.
Она удивленно посмотрела на него:
— Ты его знаешь?
— Знаю, еще как, — жестко сказал Дункан. — Мы никогда не встречались, но я знаю, кто он такой.
— У нас были разные отцы, разные фамилии, — продолжала она. — Но во всех остальных смыслах он был моим родным братом. Савич с Като убили его.
Он тихо сказал:
— И вот ты дружишь с Савичем и вышла замуж за Като.
— Но это не потому, что я так хотела! — воскликнула она. — Они не знают о моем родстве с Четом.
Он посмотрел ей в глаза, но в ее лице не разглядел ни следа притворства.
— Ладно. Рассказывай остальное. Она помолчала, собираясь с мыслями.
— Прежде чем отправиться в тюрьму, Чет написал письмо и передал адвокату, чтобы тот переслал его матери.
— Вашей матери? Не тебе?
— Чтобы защитить меня. Он знал, что на самом деле письмо прочту я. Но если кто-то захочет проверить, кому он написал, то найдет смертельно больную старую женщину, не представляющую никакой угрозы.
— В письме он все рассказал.
— Да. Объяснил суть сделки между Савичем и Като, как они вовлекли его и всех остальных до него. Он просил помочь ему вывести их на чистую воду, но предупреждал о полной секретности. Он говорил с одними людьми, намекал…
— Какими людьми?
— Офицерами из отдела по борьбе с распространением наркотиков полиции Саванны, теми, кто его поймал. Но не вышло. Ему не гарантировали защиту. Он испугался, потому что знал о тех, кто пробовал стать информатором и был потом убит.
— Как хорошо я это знаю.
Она задумчиво смотрела на проплывающую мимо лодку.
— Я готова была все бросить и спасать Чета, хотела сама рассказать все полиции. Но я даже уехать в «Джексон» не успела, как маме прислали извещение о смерти. К тому времени она была почти в коме. Сомневаюсь, понимала ли она вообще, что брат больше с нами не живет… Чета похоронили без почестей. Это было ужасно, но я не могла забрать его тело и похоронить сама. Тогда я бы никогда не смогла отомстить за его убийство. А эти двое должны были за него заплатить.
— Почему ты не отнесла письмо Чета к прокурору щтата, в ФБР, тем офицерам, с которыми он говорил?
— Но они не уберегли моего брата. Наверняка парень который сначала взял вину на себя, а после вынесения приговора вдруг заявил, что все подстроено, показался им подозрительным. Разве поверили бы они его письму к сестре? Ты бы поверил? Да и с какой стати им было мне верить? Като и Савич находились в тот день за несколько сотен миль от этой душевой. У них были свои исполнители, чьих имен я не знала. Если бы я подняла шум и не смогла ничего доказать, сколько бы мне дали прожить?
Он знал, что она во всем права, и так ей об этом и сказал.
Она повернулась к нему, глаза ее были мокрыми от слез.
— Я не боялась умереть. Просто не хотела умереть тогда. Чет любил меня, я заботилась о нем с самого рождения. Я поклялась, что заставлю Като и Савича заплатить за его смерть, даже если это будет стоить мне жизни.
Она вытерла слезы, затем прикрыла ладонью глаза от солнца.
— Припекает.
— Тебе надо переодеться. — Он встал, протянул руку и помог ей подняться. — Поехали за покупками.
Если ехать по городу куда глаза глядят, непременно приедешь к «Уол-марту»[20]. Поэтому Дункан без всякой спешки колесил по тенистым живописным улочкам Бофорта.
— Какой симпатичный город, — сказала она. — Здесь снимали много разных фильмов. — И она прочла ему об этом целую лекцию на пять минут, почти не переводя дыхания.
Когда она замолчала, Дункан заметил:
— Отлично разбираешься в деле. Откуда такие познания?
Она покраснела от удовольствия, но задаваться не стала:
— Просто немного изучала историю кино.
Она вернулась к своему рассказу. Вскоре ее мать умерла.
— Разум покинул ее раньше, чем умерло тело. После похорон я уволилась с работы, собрала вещи и переехала в Саванну.
На этот раз Дункан ей не подсказывал. Он хотел выслушать историю целиком.
— Мне казалось, что я быстрее смогу проникнуть в подпольный мир Савича, чем в окружение Като. Чет упоминал в своем письме, что Савич бывает в клубе под названием «Белый фрак». Я устроилась туда на работу.
Он включил кондиционер, но она опустила стекло, чтобы лицо обдувало теплым ветром.
— Я не танцевала на сцене. Не подсаживалась за столики к посетителям. Никогда не уединялась с ними. Разносила напитки. И все.
— Я не спрашивал.
— Но хотел знать. Все хотят знать. — Она замолчала задумчиво, потом добавила: — Ты удивишься, но некоторые посетители были очень милыми. Любезными. Почти… скромными или извиняющимися, что ли. Другие, конечно, орали, напивались, грубили и дебоширили. Я их ненавидела. Но не уходила, и в конце концов Савич меня заметил. — Она посмотрела на Дункана. — Не так, как ты подумал.
— Его покорил твой острый ум? — съязвил тот. Она тихонько засмеялась:
— Вообще-то да. Почти все расчеты в клубе ведутся наличными. Каждый вечер менеджер тайком клал себе в карман несколько сотен, и никто этого не замечал. Я предложила ему поручить бухгалтерию мне. Пригрозила рассказать о его махинациях Савичу, который тоже был партнером в этом бизнесе. Менеджер, хоть и был туповат, сообразил, чем все для него закончится, если Савич узнает о его воровстве. Так что мое предложение показалось ему привлекательнее. Он попросил Савича дать ему помощника и отметил мои счетоводческие способности. А я сумела сократить им расходы и поднять прибыль.
Дункан остановился на светофоре. Неподалеку была детская площадка, полная резвящейся малышни. Дункан заметил, с какой тоской смотрит на них Элиза. Она продолжила, когда на светофоре загорелся зеленый.
— В результате я завоевала доверие и уважение Савича. Насколько это с ним возможно. Я-то, разумеется, ему ни капли не доверяла и ненавидела за то, что он сделал с Четом. Мне было тяжело даже находиться рядом с ним; но он хотя бы не притворяется. С Савичем всегда знаешь, что почем. А Като, напротив, каждый день восседает в суде, выносит другим приговоры. Носит мантию. Стучит молоточком Кажется таким благородным, мудрым, правильным, защитником законов, государства и божьих заповедей. От его лицемерия просто тошнит. Для меня его вина вдвойне тяжелее.