— Как же узнали, что бревно уцелело? — уточняет Арчи. Облачная паутина над нашими головами начинает интенсивно сбиваться в клубок — будто ее, как лапшу, наматывают на невидимые японские палочки для еды.
— Я сам туда якобы вернулся, чтоб пули отыскать, — признается Вильгельм. — Такую редкость надо хранить и беречь, судьба такие подарки редко преподносит.
— Так это «было» или «было якобы»? — вопрос карнавалета остается без ответа, потому что облако возле луны закручивается в смерч и тянется заостренным концом-щупальцем на тропинку прямо перед нами.
Имя Фаревда-оружейника звучало в Черной Зоне достаточно часто и никак не могло пройти мимо моих ушей. Только упоминали его обычно не по отношению к реальному человеку, а как часть фольклора, присказку или даже междометие, призванное выражать не смысл, а только эмоции.
По логике вещей, если баснословный мастер по изготовлению клинков, бомб и ружей давно уже живет в статусе ходячей легенды — место его постоянного обитания должно держаться в секрете. Или он его не скрывает потому, что полагается на сверхнадежные системы защиты и запутывания (или запугивания) незваных посетителей? Или менторы заранее договорились о встрече, и нас ждут? Или оружейник только рад непрошеным гостям, чтоб лично или с помощью прислуги пострелять в них с таким же упоением, с каким Черные на поляне расстреливали тифозных упырей?
Безжалостно заточенный коготь небесной темноты глубоко вонзается в тропинку, полностью перекрывая нам лунный свет. Мы оказываемся зажатыми в коробку из плотных стен деревьев, спустившегося с высоты мрака и пустоты за спиной, к которой настоятельно не хотелось оборачиваться. Байт на руках у Кикко ерзает и тычется ментору лбом в грудь, как малыш лицом в подушку.
Вильгельм снимает с шеи пулю, подвешенную на серебряную цепочку, и вставляет, как ключ, прямо в коготь тьмы.
— Я восхищаюсь этими технологиями сканирования, — с придыханием шепчет Эмма, — темнота сейчас считывает ДНК Вильгельма и сверяется с имеющейся у нее базой данных лояльных и одобренных посетителей.
Одобрение получено. Пуля возвращается к ментору на шею — а чернющий коготь всверливается в землю все глубже, вырывая в ней широкий тоннель. Когда отверстие оказывается достаточным, чтоб на его месте можно было разбить туристическую палатку, облачное жало втягивается обратно в небеса, открывая нам винтовую лестницу вниз.
— Так это и есть знаменитый дворец Фаревда? — разочарованно мяукает Байт. — Я-то ожидал чудо архитектуры, роскошь и технологии, а тут какая-то нора кротовья…
Вильгельм уже наполовину исчез под землей и манит нас за собой. К моему — и не только моему — ужасу, оказывается, что у длиннющей винтовой лестницы нет перил. Один виток вниз, два, три… На десятом голова кружится так, что я понимаю: через пару шагов сорвусь в пропасть неизбежно.
— Ждали шедевра? А вот он, смотрите! — оборачивается к нам Вильгельм и… прыгает в пустоту.
Арчи бросается к нему, чтоб подать руку — и тоже падает с лестницы прямо на тяжелый, гибкий воздух. Воздух держит обоих, не давая соскользнуть ниже уровня тех ступеней, на которых они находились при падении.
Байт вздыхает с облегчением так шумно, что его дыхание чуть не сбивает с ног и меня, вслед за спутниками.
— На самом деле это не подстраховка от несчастного случая, а защита от грабителей и мошенников, — комментирует Эмма. — Фаревд не настолько человеколюбив, чтобы всерьез волноваться из-за того, что по пути к нему кто-нибудь сломает ногу или свернет шею. Зато разбойники не смогут попасть к нему напрямую, минуя ступени.
— Кстати, сколько их здесь? — спрашивает Арчи, поднимаясь на ноги.
— Пятьсот тридцать одна, — равнодушно отвечает Вильгельм.
Нас ждет еще целая бесконечность, завивающаяся к центру земли.
Бесконечность утыкается в пыльный фиолетовый полог, который Вильгельм отодвигает вполне по-хозяйски. За пологом открывается величественная пещера, декорированная как смесь прихожей и тронного зала: вешалки для одежды, открывающиеся пуфики, потасканные шлепанцы, неровно набросанные на пол смешные половички, машина для поп-корна, гильотина, три разномастные статуи рыцарей в латах и громадный, почти двухместный трон.
— И даже никакой охраны, никакого досмотра и обыска? — не верит Арчи.